Скоренько обзавестись новым чемоданом у меня не получилось: магазин для путешественников в холле нашего отеля открывался только в полдень! Очевидно, владельцы лавочки предполагали, что постояльцы «Сплендида» – сплошь люди солидные, не суетливые, не срывающиеся с места в карьер очертя голову. Оставался малобюджетный вариант пуститься в путь с узелком на палочке, но я решила, что не настолько несолидна. Уж лучше вовсе без багажа! В конце концов, путешествовать налегке приятно, да и женскую психику не очень угнетает необходимость по прибытии в пункт назначения еще раз обновить гардероб.
Мне предстояло совершить перелет из миланского Мальпенса в аэропорт Штуттгарта, затем на экспрессе переехать на городской железнодорожный вокзал, оттуда на поезде дальнего следования добраться до городка Пфорцхайм, а там пересесть на некий гибрид электрички и трамвая и следовать на этом транспорте до конечной остановки – курортного городка Бад-Вильдбад. Столько передвижений при абсолютном незнании немецкого языка! Я чувствовала себя провинциальным домоседом, наладившимся в кругосветку.
Меня искренне удивило то, что в такой цивилизованной стране, как Германия, из пункта А в пункт Б невозможно добраться напрямик, каким-нибудь рейсовым автобусом. Я заподозрила, что вся эта мазохистская канитель с многочисленными пересадками изначально задумана в специальном расчете на воспитание в массах хваленой нордической стойкости.
Посмотрев в Интернете карту, я убедилась, что нужное местечко расположено в тупиковом закоулке между горами и лесами, и настроилась на приключение в стиле «Последний герой: остаться в живых». Определенно, тащить с собой чемодан с гламурными шмотками в медвежий угол не стоило.
После благостной тишины Лугано международный аэропорт Мальпенса производил впечатление перенаселенного, но хорошо организованного сумасшедшего дома. Это никак не связано с легендарным итальянским темпераментом – аэропорты, как правило, лишены национального колорита.
В моем представлении зал ожидания – нечто вроде чистилища: через него проходят абсолютно все пассажиры. Потом кто-то отправляется в курортный рай, а кто-то – в адское пекло горячих точек, но на время пребывания в аэропорту все пассажиры образуют некую условную общность.
Собственно, все наше существование организовано по тому же принципу: люди держатся вместе, но при этом каждый сам по себе. В масштабах жизни в целом этой порой удручает, но кратковременное одиночество в толпе мыслящему существу, по-моему, только на пользу. Есть повод абстрагироваться от внешнего бедлама, сконцентрироваться на внутреннем хаосе и, может быть, немного его упорядочить.
В режиме персональной борьбы за лучшую организацию самосознания я в аэропорту думала о своих отношениях с Павлом. Они серьезно тревожили меня сочетанием несочетаемого. С одной стороны, мы общались, как старые добрые знакомые, чуть ли не супруги со стажем – легко, непринужденно, естественно и комфортно во всех возможных ситуациях. С другой стороны, в этих отношениях не было и, главное, не могло быть никакой определенности и надежности. А кому-то их, похоже, уже очень хотелось.
Еще до моего отлета из Мальпенса Павел успел позвонить мне трижды, примерно с получасовым интервалом. Его волновало, благополучно ли я доехала до аэропорта (как будто существовал риск, что водитель по пути коварно катапультирует меня из машины в дикой швейцарской местности), прошла ли я регистрацию на свой рейс и не задерживают ли взлет лайнера по погодным условиям. Такая забота трогала и одновременно вызывала беспокойство.
Зона добровольной ответственности мужчины за женщину обычно не выходит за границы обручального кольца. Похоже, что Павел намеревался опекать меня, как родной, и при этом крайне маловероятно, что он захотел бы меня удочерить! Я не знала, что буду делать, если Павел воспротивится нашему неизбежному расставанию на неопределенный срок, а может, и навсегда. Принять решение прямо сейчас мне оказалось не под силу, и я отложила его на неопределенный срок.
Вот парадокс: именно неподъемные вопросы дольше всего остаются подвешенными в воздухе!
Полет занял всего два часа и запомнился мне исключительно скверным обедом. Покинув самолет, я торжественно пообещала своему желудку, что отпраздную окончание путешествия добрым ужином, и в толпе других пилигримов проследовала в подвальный этаж, где уже стоял готовый к отправлению электропоезд.
На то, чтобы толком разобраться с билетным автоматом, времени у меня не было, поэтому я просто повторила комбинацию, которую набрал на сенсорном дисплее предыдущий пассажир – и время в пути до главного вокзала пролетело для меня незаметно, так как я всю дорогу трепетала в ожидании появления контролера. Если бы с его приходом выяснилось, что билет я взяла неправильный, вместо доброго ужина в Бад-Вильдбаде мне пришлось бы вкушать очередной скверный обед в ближайшем полицейском участке.
Центральный вокзал Штуттгарта впечатлил меня огромным количеством перронов, что в сочетании со слишком мелкими буковками на табло и ограниченным запасом времени обеспечило такую пробежку по пересеченной местности, которая сошла бы за отборочный этап чемпионата мира по спортивному ориентированию.
На этой стадии путешествия меня здорово выручили знание английского и базовые коммуникативные навыки: ни один из тех трех суровых мужиков в форме, которых я с дежурным вопросом и умильной гримаской заплутавшей малютки походя хватала за мундирные пуговицы, ни отказал мне в помощи добрым напутственным словом. Хотя по долгу службы это, наверное, обязан был делать только полицейский. Другие двое служивых (много позже я узнала, что это были почтальон и егерь) запросто могли послать меня куда-нибудь не туда.
Чудом и соединенными молитвами полисмена, почтальона и егеря я нашла нужный мне поезд за считанные секунды до его отправления. И вновь мне повезло: в вагоне расположилось большое русскоязычное семейство эмигрантов, следовавшее, как и я, в Пфорцхайм. Не смотря на то, что я никак не могла: а) запомнить и б) выговорить название этого населенного пункта (мне почему-то хотелось переименовать его в Альцгеймер), бывшие соотечественники поняли, куда мне нужно, и последовательно препятствовали всем моим попыткам сойти не на той станции.
А после Пфорцхайма никаких шансов заблудиться у меня уже не было, так как трамваевидная электричка держала путь лишь в направлении нужного мне Бад-Вильдбада.
Около шести часов вечера, уже в сумерках, утомленная и одновременно взбудораженная мелкими дорожными приключениями, я сошла на перрон у приземистого кирпичного здания с круглыми часами на фронтоне.
Справа, за трамвайными путями, был лес, и слева, за вокзалом, тоже. Темно-зеленые, почти черные сосны двумя косыми стенами уходили в низкую тучу. Дальний край протяженного строения тонул в туманной лиловой дымке. Где-то близко мелодично журчала вода. На покрытом лужами перроне не было ни единой души.
Круглые, с подслеповатым оком, вокзальные часы над моей головой глухо бумкнули и захрипели, как висельник. Я почувствовала себя заблудившейся малышкой в прологе триллера или жуткой сказки братьев Гримм.