Мы миновали уже несколько миленьких селений, окруженных садами, где росли апельсины, лимоны, оливы и виноград. Наконец Пабло свернул к очередному городку и затормозил возле белого одноэтажного дома под черепичной крышей. Перед домом был квадратный бассейн, но больше мы ничего не заметили, так как нас немедленно провели в темную комнату, оказавшуюся столовой. Перед каждым поставили по чашке супа и тарелке с жареным мясом и рисом, а также большую корзину с фруктами.
Когда мы перекусили, нас отвели в предназначенную нам комнатку. Она была небольшой, но светлой и уютной. Деревянные кровати были застелены клетчатыми тонкими шерстяными одеялами. Пол был выложен плиткой, а стены выкрашены в ровный сливочный цвет. В качестве украшения в комнате висело распятие. Из мебели имелся белый пластмассовый столик типа тех, что у нас стоят в летних кафе, и такие же стулья.
Шкафом служила ниша в стене, занавешенная куском вышитой ткани. Пабло что-то прочирикал на своем языке, из чего можно было понять, чтобы мы располагались и вообще отдыхали, снова мне многозначительно подмигнул, гадко захихикал и испарился, оставив нас наедине. Немедленно в замочной скважине что-то влажно заблестело, путем несложной дедукции мы пришли к выводу, что это глаз.
– Найти Милу тут будет трудней, чем я ожидала, – призналась мне Мариша, встав спиной к двери. – Тут никто не говорит по-английски.
На поверку оказалось, что она погорячилась. Одного англоязычного испанца нам все-таки удалось разыскать. Верней, он сам к нам подошел и представился. Звали его Себастьян или Себастьяно, жил он тут уже больше десяти лет, был всем очень доволен и никуда не рвался. Но природная любознательность заставила его пойти с нами на контакт. Узнав, что мы из России, он очень обрадовался и сказал, что знает про Россию очень много, давно интересовался нашей страной.
– Это там, где Влаттимир Иллич умер, в тундре, – очень гордый своим кругозором, сказал он нам.
К сожалению, Себастьян тоже не видел Милы. Но зато точно знал, что всех прибывших отправляют в карантин в Таррагону.
– Странно, что вас сразу же привезли сюда. Вы же можете быть больны, – удивленно сказал он и поспешно удалился, должно быть, опасаясь, что на него набросятся бактерии, которые мы привезли с собой с места упокоения Влаттимира Иллича.
– Какого черта, – возмутилась Мариша, – если Мила сидит в карантине, то что мы делаем тут?
Мы отправились искать Пабло. После недолгого разговора выяснилось, что прибывавшие до вчерашнего дня отправлялись в карантин, а сегодня он неожиданно оказался переполнен. Дальше последовал обмен мнениями, на протяжении которого из кармана Мариши в карман испанца перекочевало еще несколько зеленых бумажек, мы были признаны больными в очень плохом состоянии (куда русская сторона смотрит), и нас было решено завтра же отправить в карантин в Таррагону.
– Почему не сегодня? – подозрительно щурясь, спросила Мариша.
На это Пабло разразился длинной речью, из которой явствовало, что нельзя в один день так нагружать себя работой. Всевышний может этого не одобрить. Нужно же оставить время для молитвы и размышления о мире сем и о том, как мудр был Создатель, когда создавал его. Судя по всему, тут этим занимались основную часть времени. Мы провели беспокойную ночь, опасаясь, как бы нам не застрять в этом испанском райке на всю жизнь.
Но мы зря волновались. Пабло разбудил нас около шести часов утра, заявив, что пора в путь, пока не слишком жарко. У него еще есть на сегодня дела и он хотел бы вернуться обратно к сиесте. Мы снова прокатились по многоярусным садам с плодовыми деревьями и полюбовались на местные виды. То есть сначала любовались, а потом нам было уже не до красот, мы сидели в машине и обливались потом. Машина не была снабжена кондиционером, или его сломал какой-то идиот, мы не поняли. Но жара скоро стала адской. Поэтому в Таррагону мы прибыли в полуобморочном состоянии. Выйдя из машины, мы вздрогнули.
– Ты куда нас привез? – набросилась Мариша на испанца. – Издеваешься?
Пабло со страху забыл английский и что-то залопотал по-птичьи. Но понять его было не мудрено, мы и без него поняли, что перед нами карантин.
– Мы и сами видим, что не Версаль, – взвизгнула я.
Такие бараки встречаются еще и у нас в России, особенно в местах молодежных строек или просто строек. Единственное отличие было в том, что здешний барак был покрашен в миленький розовый цвет и густо обвит зеленью. Двор выложен светлой плиткой, никакого бассейна тут не наблюдалось, а бетонный забор очень высокий. Вдобавок тут имелись внушительные ворота и не менее внушительный замок на них.
– Ужас! – сказала Мариша. – Кондиционеров тут, конечно, нет.
Испанец понял ее и без перевода и поинтересовался, остаемся мы или нет. А то ему некогда, время поджимает. И чтобы показать, что он очень занятой человек, Пабло показал свои часы. Они стояли. Ничуть не смутившись, он их завел прямо у нас на глазах и спросил, едем мы с ним или как.
– Остаемся, – решила за нас обеих Мариша. – Попытаемся узнать тут про нашу подругу.
Пабло обрадовался и кивнул. Втроем мы вошли внутрь барака. Оказалось, что он значительно больше, чем кажется снаружи, благодаря пристроенной к нему сзади такой же половине. Внутри барак был разделен на множество маленьких клетушек и несколько помещений побольше. В маленьких располагались жилые комнаты на двух-трех человек, а в больших размещались столовая, кухня и конференц-зал, в котором сейчас все и находились. На возвышении стоял стройный молодой человек, который что-то читал по бумажке. По-моему, он перечислял господу все, на что тому следовало бы обратить внимание сегодня.
Дождавшись, пока обратят внимание на нас, Пабло проследовал во внутренние помещения. Сюда же пришел еще один молодой человек – португалец, говорящий по-английски, который осмотрел нас и нашел, что нам и в самом деле не мешало бы пожить в карантине. Как-то сразу совать ему под нос фотографию Милы было неловко. Поэтому мы дождались, пока нас развели по комнатам, и начали опрос наших соседок.
Мне в соседки достались негритянка и испанка. Обе не говорили по-английски, обе не знали Милы, то есть были совершенно безнадежны. Я пошла дальше по комнатам. Должно быть, со стороны это выглядело довольно странно. Я открывала дверь, говорила «здравствуйте», что звучало по-испански как «буэнас диас», раздавала людям фотографию Милы и ждала реакции. Уже в третьей комнате Милу признали. Девушка начала бурно объяснять мне что-то, но, увы, я ее совершенно не понимала: то ли акцент у нее был чудовищный, то ли она от природы была шепелява, но я не понимала ни слова. Такого просто не могло быть. Решив, что нужно найти Маришу, она придумает какой-нибудь выход, я пошла дальше и наткнулась на подругу буквально через несколько минут.
– Как успехи? – спросила я, впрочем, могла бы и не спрашивать, так как Мариша кисло слушала быструю речь какого-то парнишки, явно не понимая ни слова.
– Как думаешь, «сиудад реал» – это что? – наконец спросила у меня Мариша. – Он все время повторяет одно и то же и тычет при этом пальцем в фотографию. – Может быть, это ругательство?