Громобой проглотил слюну.
— Мистер Соломоне, а вы знаете, как делают фальшивые деньги?
Пекарь оглянулся, убедился, что поблизости никого нет, и перегнулся через засыпанный мукой прилавок, чтобы поговорить доверительно.
— Я слыхал от своего кузена, — сказал мистер Соломоне, — а он полицейский, что сначала изготавливают гипсовую форму с настоящей новенькой монетки, а потом расплавляют дешёвый металл и заливают его в форму. Для того чтобы монета выглядела совсем как серебряная, её опускают в раствор цианида и соли, в которой есть серебро, и при помощи батареи и проводов пропускают через раствор электрический ток. Вот серебро и оседает на монете. В этом и состоит обман.
Сквозь сильный шум в ушах Громобой с трудом понимал, о чём говорит пекарь. Все эти провода и батареи в полуподвале…
Забрав ароматный дымящийся пирог, Громобой поспешил домой. Но внезапно шаг его замедлился.
Потом он снова пошёл быстрее и вдруг замер на месте. Он никак не мог решить, бежать ли ему скорее домой или уж не спешить.
Когда он наконец с трудом переступил порог, в нижнем окне, как и вчера, горел свет. В доме появился острый летучий запах: может, так пахнет соляной раствор? На что похож этот запах? Может, это раствор цианида?
Громобой отнёс пирог на кухню и зажёг лампу.
Потом он подумал: «Я должен пойти и посмотреть, что делает отец».
Он прошёл через судомойню, откуда узкая тёмная лестница вела в подвал.
Дойдя до конца лестницы, он услышал голоса. Отец с кем-то разговаривал.
— Придётся отнести их в западную часть, — говорил он. — Попробуй на Оксфорд-стрит. Ламбет больше не годится. Ещё можешь попробовать на Уайтли в Квинсвей…
Другой голос что-то ответил, и дверь закрылась. Потом донёсся стук отложенных инструментов и шорох, словно отец протирал пол, что-то насвистывая себе под нос. Громобой поднялся по лестнице обратно и вымыл руки под колонкой во дворе, поплескав водой на лицо, чтобы было незаметно, что глаза покраснели.
Он зажёг плиту, поставил пирог на стол и собрался приготовить чай. Но именно в тот момент, когда отец уже шёл по коридору, раздался громкий стук в дверь.
Сердце Громобоя подпрыгнуло от ужаса. Он услышал, как шаги отца замедлились, а затем повернули к двери; слышал, как щёлкнул замок и раздался громкий голос, провозгласивший официальным тоном:
— Фредерик Уильям Добни?
— Да, это я, — ответил отец.
— Фредерик Уильям Добни, я арестую вас по обвинению в….
— НЕТ!
Громобой распахнул дверь кухни и бросился в коридор. На пороге стоял толстый полицейский, рядом с ним второй, тщедушный, а напротив них — отец с огорошенным видом. Тщедушный полисмен сгрёб Громобоя, прежде чем тот успел подбежать к отцу. Полисмен оказался ужасно сильным. Как Громобой ни вырывался, он так и не смог пробиться к отцу.
— Папа! Папа! — отчаянно кричал мальчик, но второй полисмен уже надел на отца наручники.
— Дайте мне поговорить с сыном! — попросил отец, но толстый полисмен не позволил, поэтому отец крикнул: — Пустите! Мне нужно поговорить с сыном! Вы не можете просто так взять и забрать меня! Как мальчик будет жить один? У него кроме меня никого нет. Сэм! Сэмми! Не…
Но больше Громобой ничего не услышал, потому что толстый полицейский втолкнул отца в закрытую повозку, а возница щёлкнул вожжами. Беспомощный Громобой с ужасом смотрел, как полицейская повозка, раскачиваясь, покатила прочь, увозя от него отца.
Тут сзади раздался громоподобный голос с ирландским акцентом и стук дюжины пар ног по лестнице:
— Какого чёрта ты схватил мальчонку, ах ты, дубина стоеросовая?! Сей минут отпусти его, а не то я возьму твой шлем и вколочу его тебе в нос!
Миссис Мэлон обрушилась на полицейского подобно стихийному бедствию. Казалось, над её головой сверкают молнии. Полисмен набрал в грудь воздуха, чтобы сказать что-то в своё оправдание, и в этот момент Громобой вывернулся из его рук, скатился по лестнице вниз, опрометью бросился бежать по улице и скрылся из виду.
— Громобой!
В люк просунулась голова Брайди. Она ещё раз позвала его ласковым голосом и подняла повыше небольшую лампу, в которой горела свеча.
— Ах, вот ты где…
Громобой лежал, свернувшись в клубок, в самом дальнем углу чердака. Глаза он зажмурил. Брайди забралась в убежище и закрыла за собой люк.
— Эй, просыпайся! Посмотри-ка, я тебе пирог принесла. Ты, наверное, проголодался.
Она поставила лампу на перевёрнутый ящик от апельсинов и развернула грязноватую тряпицу, в которой лежал пирог. Громобой по-прежнему притворялся спящим.
«А сам от холода дрожит, бродяжка», — подумала Брайди.
Она пихнула его ногой:
— Громобой! Это я. Копы ушли. Просыпайся, старый дуралей.
Громобой зевнул и старательно изобразил пробуждение от сна. Он на ощупь отыскал очки и водрузил их на нос прежде, чем раскрыл глаза.
— Ой, Брайди, здорово…
— Я тебе пирог принесла.
— Это я купил папе к ужину.
— Там, куда его забрали, его покормят. Ешь давай, а то я сама съем.
— Давай поделим его.
Брайди разрезала пирог пополам перочинным ножом и протянула Громобою кусок побольше.
— За что его забрали?
— Фалыниво-во-монетничество, — ответил Громобой.
Его голос так дрожал, что он не сразу выговорил трудное слово. Брайди едва разобрала, что он сказал.
— Ты имеешь в виду фальшивые монеты? Так они подумали, что это он их делает? Господи, они сдурели!
Она рассмеялась так громко, что внизу Джаспер переступил копытами. Громобой ничего не ответил. Он сидел, уставившись в пол, и вяло жевал пирог.
— Послушай, Громобой. — Брайди потрясла его за руку. — Полицейские отпустят твоего отца, как только поймут, что он этого не делал. Это же ошибка! Твой отец никакой не фальшивомонетчик. И ты не можешь оставаться здесь. Представляешь, они его выпустят, он придёт домой и увидит, что тебя нет, огонь в печи погас, ужин не приготовлен.
Громобой пожал плечами. И по его безнадёжному, горестному взгляду она вдруг поняла, почему приятель убежал из дома.
— Ну ладно, — помолчав, продолжала Брайди. — Закутайся в солому, так будет теплее. Я не оставлю тебе лампу, ты и в лучшие времена был неуклюжим, ещё подожжёшь тут всё. Для компании у тебя будет старина Диппи, и, если бы ты меня спросил, я бы сказала, что это даже лучше, чем сторожевой пёс. Достаточно одного взгляда на него, чтобы бывалый убийца кинулся наутёк. Внутри у тебя полпирога, значит, до завтрака ты не умрёшь с голоду. Сейчас ложись спать, а утром я тебе притащу бутылку молока.