Я, правда, не местная, но за свое счастье тоже хочется побороться».
Еще в письмо Яна вложила свою фотографию, которая осталась лишней при оформлении заграничного паспорта. Это для того, чтобы Карл не запамятовал, как она выглядит.
– Очень хорошо, что получили письмо, я ведь настоятельно рекомендовала вам просматривать всю почту и надеялась, что вы найдете письмо от скромной женщины из России.
– Письмо хорошее, а вот фотография…
– Что с фотографией? – встрепенулась Яна.
– Она слишком официальная.
– Ну, извините, эротических снимков у меня нет, – парировала она.
– Что ты задумала?
– Расскажу, когда соберутся остальные, – пообещала Яна, разглядывая его мужественное лицо.
– Как ты себя чувствуешь?
– Спасибо, хорошо. Я думала, что ты больше беспокоишься о состоянии собак и о том, что я сорвала людям охоту. Анфиса великолепно смотрелась в седле!
– Разговор обо мне за глаза? – вплыла в гостиную невеста Карла. Белоснежное, воздушное платье подчеркивало ее грацию, нежность; кукольное личико было совершенно до тошноты.
«Хорошо, что мы собрались не за обедом, а то при виде ее прелестей у меня бы весь аппетит пропал», – подумала Яна, а вслух добавила:
– Мы о вас говорим только хорошее.
– Верится с трудом… вы, кажется, разместились в санатории? – невзначай спросила Анфиса.
– Туда и вернусь, не сомневайтесь, – заверила ее Яна, – вот сообщу радостную весть и уйду.
В дверях мялась нескладная фигура Юрия, который продолжал честно отрабатывать деньги, заплаченные за него за месяц вперед. Наконец, когда в гостиной собрались Франтишек Штольберг, Нонна, Терезия, семейный доктор Милан и Лукаш, как главный над прислугой, Яна оторвала свой взгляд от портрета какого-то предка, написанного в восемнадцатом веке и висящего прямо напротив нее, и прокашлялась.
– Дамы и господа! Даже не знаю, как и начать. Не хватает только полиции, ждем.
– Что случилось, Яна? Что ты еще натворила? – забеспокоился Карл.
Глазки-бусинки Нонны все время метались, как у загнанной собаки, между Карлом, Яной и Анфисой. Она словно вела подсчет взглядов князя, бросаемых на обеих дам, и недоумевала, какое вообще может быть сравнение между ее нежнейшим созданием и этой дылдой из России?
– Со вчерашней охоты я была паинькой, собаки поумерили мой пыл, – успокоила Яна собравшихся людей, – а вот и Августин.
Августин выглядел каким-то пристыженным и тихим, даже усы топорщились не так воинственно, как всегда. Полицейский сел напротив Яны и, пряча глаза, сказал:
– Яна Цветкова уже в курсе, я хочу сообщить вам радостную новость.
– Не темните уж!
– Вчера в управление обратилась женщина с заявлением, что у нее пропала дочь – сорокапятилетняя гражданка Чехии, работающая в агентстве по организации торжеств. Дочка живет отдельно от нее, детей, мужа не имеет, поэтому ее пропажа обнаружилась только сейчас. Эта женщина, по просьбе Элеоноры Марии, занималась подготовкой свадьбы Карла и Анфисы. Я заинтересовался этим фактом, а вчера вечером поступил интересный звонок из одной больницы от тамошней пациентки. – Августин перевел дыхание в абсолютной тишине.
– Приготовьте сердечные капли для князя Франтишека…
– Что, обнаружили пропавшую женщину? Ей что-то известно о кончине Элеоноры Марии? – спросила Анфиса, бледнея и прижимая худые руки к груди.
– Все дело в том, что эта женщина в больнице и оказалась княгиней Элеонорой Марией, – произнес Августин и, выдержав театральную паузу, добавил: – Она все эти дни не могла ничего вспомнить, потеряла память, поэтому и не давала о себе знать.
Глаза Нонны наконец-то остановились на лице Августина и расширились до своего максимального размера.
– Вы хотите сказать, что Элеонора Мария жива?! – с ужасом в голосе спросила она.
– Да, именно эту новость я и хотел вам сообщить.
– Но как же? Как же это все? А похороны? – залепетала Нонна с таким лицом, будто ей катастрофически не хватает воздуха.
Если бы Яна не знала, что «несчастный случай» Элеонора Мария подстроила себе сама, она бы со стопроцентной уверенностью сказала бы, что это дело рук Нонны, судя по ее реакции.
– В том-то и дело, что они с женщиной по организации торжеств спустились в подвал за старинной фатой. Княгиня хотела показать ей кое-какие вещи из сундуков прабабушки, которые могли пригодиться для свадьбы. Тогда на них и рухнула балка. Княгиня успела отбежать, но путь ей преградил обрушившийся свод. Она с трудом вышла через подземный ход к людям, но во время обвала стукнулась головой и получила несущественные, но все же ранения. Ее нашли местные жители, и, конечно, в этой раненой, растрепанной женщине в грязной одежде они не признали княгиню Штольберг. Она была помещена в местную больницу, где и находилась все это время с амнезией, легким сотрясением мозга, ушибом мягких тканей плеча и трещиной в ключице.
– Аллилуйя! – закричала Яна.
– Кого же мы похоронили? – тупо открыв рот, спросила Анфиса.
– Как кого? Ту женщину… никто же не знал, что княгиня находилась в подвале не одна… останки были неопознаваемы. Генетической экспертизы не делали, – вздохнул Августин, – в этом есть часть нашей вины.
– Не может быть! – выдохнула Нонна.
– Значит, моя жена… жива? – затрясся князь Франтишек.
– Точно! Сегодня Элеонора Мария прибудет в замок, – подтвердил полицейский, – правда, Яна?
– Да, конечно! – с готовностью закивала она головой. – Карл, помоги отцу пережить эту нежданную радость, ему вредны такие стрессы.
– Какая радость! Надо же, я уже отчаялся, смирился… такое счастье… я не поверю, пока не увижу ее!
– А-лли-луй-я! – по слогам, без эмоций повторила Яна, холодно глядя на Карла.
– Можно тебя? – спросил он.
Яна встала и вышла вместе с молодым князем из гостиной.
Карл нахмурил брови.
– Не вижу радости на твоем лице, князь. Твоя мама жива и сегодня вернется домой, понимаешь? – спросила Яна.
– Ты давно знала? – выдавил из себя Карл.
– Давно.
– Ты сердишься на меня?
– Очень. У меня просто нет сил надавать тебе пощечин.
– Я был против этого плана.
– Я знаю.
– А еще я хотел, чтобы тебя здесь не было.
– Тоже знаю, но ничего у тебя не получится, – сказала Яна.
Карл хмуро посмотрел на Яну.
– Как вам удалось подговорить Августина? Он же кристально честный человек. Как он согласился? Я не знал, как к нему подступиться, чтобы исправить эту глупую ошибку.