Джесси уговаривала себя уйти, но что-то держало ее, заставляя обмениваться с ним колкостями. Это возбуждало ее. Ей было интересно, что он станет делать дальше.
И он снова удивил ее.
Он тихо признался:
— Ты, конечно, права. Меня, как дурака, послали, и я, как дурак, поехал…
— Значит, вы были виноваты? — сказала Джесси. — И я уехала не в ярости и не затем, чтобы остыть.
— А почему тогда тебя целую неделю не было?
— Просто чтобы доехать туда и обратно, нужна неделя.
Чейз вздохнул.
— И куда же ты ездила? Джесси нахмурилась.
— Зачем вы меня спрашиваете? Ведь Джеб уже рассказал, где я была.
— Нет, — ответил он. — Он плел какую-то чушь про индейцев. Но я точно знаю, что тебя не было в резервации Белая Река.
Джесси улыбнулась.
— Так это вы туда ездили?
— Конечно, — процедил он сквозь зубы. — Но вопрос-то, где ты была, остается открытым. Джесси покачала головой.
— Вам действительно надо было узнать сперва кое-что о том месте, куда вы поехали, мистер Саммерз. Насколько я понимаю, вы никогда раньше не забирались так далеко на Север. Иначе бы знали, что прирученные шошоны — не единственные индейцы, которые здесь живут. Есть еще шайены…
Чейз прервал ее:
— Я знаю, что шайенов давно победили, а тех, что остались, объединили в резервацию в пятистах милях к югу отсюда.
Джесси подбоченилась.
— Ага, итак, вам кажется, что вы знаете все! О'кей! Шайены, о которых вы говорите, действительно живут в резервации. У них не было выбора, после того как кавалерия напала на индейское поселение и почти всех перерезала. Резня, которую устроила армия, озлобила северные племена и заставила их стать союзниками сиу.
Так что не все они покорены, мистер Саммерз. И северные шайены все еще бродят по здешним местам и защищают тот клочок земли, который им оставили.
— И ты ждешь, что я поверю, что ты ездила к ним в гости? — спросил он, искренне удивляясь.
— А мне плевать, верите вы или нет, — ответила она спокойно. А потом повернулась и ушла в свою комнату, оставив его стоять на том же месте.
Чейз слышал, как за девушкой захлопнулась дверь. Он раздраженно провел рукой по волосам. Она уже не вернется, чтобы доспорить. Доспорить? У, дьявол, он и не собирается вступать с ней в схватку. Он хотел быть разумным, миролюбивым, тактичным. Он искренне хотел развеять ее неприязнь. Проклятие! Что он делает не так?..
Обычно Джесси вставала рано. Но в этот раз, когда она проснулась, вся комната была залита солнечным светом. Значит, несколько утренних часов уже прошло. Почему? Обычно если она не встала до семи, ее будит Кейт. Может, сегодня Кейт решила, что Джесси уже встала и уехала?
Одеваясь, она размышляла, что думает Кейт о всем происходящем в их доме. Но, похоже, Кейт никогда не ответит на этот вопрос, если даже спросить. А ведь сколько Джесси себя помнит, эта индианка безвыездно жила на ранчо. Но Джесси никогда не сходилась с ней близко. А та сама никогда не подвигала ее на это. Часто, особенно в последнее время, Кейт находилась в дурном настроении. Была ли когда-нибудь Кейт любовницей отца? Джесси понимала, что об этом она никогда не узнает. Но нередко испытывала жалость "к Кейт, которая растратила здесь свою жизнь, без собственной семьи. Но каждый раз, когда она спрашивала индианку, почему та осталась с ними, она отвечала, что нужна Томасу. И даже после его смерти, когда Джесси предложила ей осесть там, где захочется, Кейт отказалась. Ей никуда не хотелось. Все, что ей было нужно, — жить на ранчо.
И Джесси оставила все как есть, благодарная за то, что индианка присматривает за домом. У самой Джесси на это не было времени. Дом содержался безупречно, постель Джесси всегда готова к ее возвращению, одежда постирана и повешена в шкаф, а на кухне всегда ее ждала горячая еда.
Одевшись, Джесси пошла в конюшню, кляня себя за то, что встала так поздно. Она услышала голос Рэчел, доносившийся с крыльца, но, когда заговорил Чейз Саммерз, остановилась. Наконец-то он сердится на кого-то еще, кроме нее.
— Рэчел, я не женюсь на твоем испорченном ребенке, даже если ты мне за это заплатишь! И откуда только, черт побери, в твоей голове возникла такая нелепая идея?
Джесси застыла.
— Ты сам сказал, что мне следует найти ей мужа, если я хочу быть за нее спокойной, — ответила Рэчел.
— Но я тогда разозлился, и это несерьезно. Она еще ребенок. Ей нужен отец, а не муж.
— У нее был отец. И что хорошего? Ты прекрасно знаешь, она вполне взрослая, чтобы выйти замуж.
— Возраст здесь ни при чем. Она ведет себя как ребенок. Забудь про это, Рэчел. Найди кого-нибудь другого, кто согласится взвалить на себя эту обузу.
— Но, может, ты все же подумаешь об этом? — В голосе Рэчел почувствовались просительные нотки. — Ты много лет странствовал, Чейз, а здесь ты можешь наконец-то осесть, ранчо в хорошем состоянии.
— С долгами, — напомнил он ей.
— Я заплачу все долги, — поторопилась произнести Рэчел. — А ей не обязательно знать об этом.
— Послушай, что ты говоришь, Рэчел! Надеюсь, ты никому больше не сделаешь такого предложения. Другой, может быть, и заглотнул бы такой крючок. Но не я! Так ты девочке не поможешь!
— Тогда, ради Бога, скажи, что мне делать? — Рэчел заплакала. — Я больше не могу выносить это. Я не привыкла жить во вражде, тем более — с собственной дочерью. Это невыносимо. Она не хочет меня видеть, она уходит, когда я пытаюсь заговорить, она была бы счастлива, если бы я исчезла отсюда! Но как я оставлю ее одну? Я просто не могу этого сделать. Кто-то нужен, чтобы присмотреть за ней.
— Не принимай все так близко к сердцу, — принялся успокаивать ее Чейз. — Может быть, ты найдешь кого-то, кому заплатишь за опеку, и тебе не придется самой этим заниматься?
— Но кому я могу ее доверить? И кто возьмется? — Вдруг она расцвела:
— Я могу доверить ее только тебе, Чейз! Может быть, ты…
— Нет, только не я! Я не справлюсь, Рэчел. Всякий раз я выхожу из себя, когда говорю с этой девчонкой. И я бы давно свернул ей шею, будь она в моей власти.
Джесси, ужаснувшись и почувствовав себя оскорбленной как никогда раньше, побежала. Боль возникла в груди, перехватила горло — боль от жалости к себе и презрение, боль от ясно данного отказа. Ей захотелось плакать. Но она не будет из-за них плакать, сказала себе Джесси. Не будет, и все!
Слезы застилали глаза, когда она вошла в конюшню, и она едва не разрыдалась, но вдруг услышала детский голос:
— Что случилось, Джесси? Ей было невыносимо, что хоть кто-то узнает о ее слабости, и уж тем более сын Рэчел.