И они договорились – на следующий же день! Сара поняла, что записная книжка бедной женщины безнадежно пуста и что она воспринимает ее визит как настоящий нежданный подарок. Она пыталась представить себе жизнь двух затворниц за стенами их чудесного поместья в Холли-Каньоне. Каково это – жить рядом с бывшим священным чудовищем?
Сара тронулась в путь, вооружившись блокнотом и магнитофоном, надеясь, что с этими символическими предметами сможет сойти за писательницу. Странное предвкушение щекотало нервишки. Всю дорогу она не могла не думать, как сейчас выглядит Гвеннола. Наум приходили эпизоды из фильмов ужасов. То она представляла ее в виде карлицы с чудовищным лицом, то в виде маленькой старушки низенького роста, почти мумии, одетой в розовое платьице десятилетней девочки, живущей благодаря постоянным переливаниям крови.
Холли-Каньон оказался жилым кварталом, застроенным претенциозными виллами. В самом конце этого тупика роскоши она уперлась в стену в мексиканско-испанском стиле с единственной кованой дверцей. Чтобы попасть внутрь, надо было представиться по интерфону.
– Сейчас подойду, – прошептал в громкоговоритель испуганный голос. – Ждите меня у входа. Не подходите к дому.
Дверь автоматически открылась, затем захлопнулась за спиной Сары, как только та переступила порог. «Фотоэлементы», – догадалась девушка.
Сад был запущен. Поначалу его создатель задумал парк в английском стиле, но без должного ухода деревья и кустарники разрослись, образовав неприветливые джунгли, из которых там и сям внезапно возникали, словно застывшие призраки, мраморные статуи сказочных персонажей: волшебница, дракон, карета в форме тыквы, гномы… Подойдя поближе, Сара поняла, что статуи изрешечены осколками пуль, словно по ним стреляли, как по мишеням.
Худенькая женщина, одетая во все белое и поэтому похожая на медсестру, отвела ветки ивы и пошла ей навстречу. Ее седоватые волосы были собраны в пучок, она улыбалась, но выглядела усталой. Немедленно, словно она слишком долго ждала этого мгновения, она начала говорить быстро-быстро:
– Я Настасья Ковак, – в ее речи чувствовался легкий восточноевропейский акцент, – когда-то давно я работала гримершей у Гвен. В то время я была еще молода и являлась одной из самых преданных ее поклонниц. Вы, конечно, не можете знать, но тогда достаточно было один раз увидеть ее, и вы попадали под ее обаяние, словно она околдовывала всех, кто к ней приближался. Настоящая фея. Она покорила меня до такой степени, что от меня сбегали все мои дружки, столько я о ней бубнила. Я могла только повторять: «Гвеннола сделала то, Гвеннола сказала это». Они начинали сходить с ума и сваливали. Но мне было наплевать, потому что я знала, что на следующий день увижу Гвен!
Она внезапно замолчала, осознав, что выглядит глупо и смешно, и улыбнулась дрожащими губами.
– Извините меня, – пробормотала она. – Я отвыкла разговаривать с людьми. Я никогда никого не вижу. Даже курьеры не переступают порог. Они боятся, что Гвен будет по ним стрелять.
– Ах вон оно что! – деланно легкомысленным тоном произнесла Сара. – Статуи – это ее работа?
– Да. У нее… у нее иногда случаются приступы, во время которых ей мерещатся разные… разные вещи. Это связано с ее состоянием, с изменениями, которые произошли в ее организме. Похоже, это вызывает временное помешательство из-за гормонов и еще каких-то веществ, в которых я ничего не смыслю. Но она всегда потом успокаивается. Однако когда она приходит в это состояние, лучше находиться от нее подальше. Я думаю, необходимо предупредить вас. Пойдемте, не надо оставаться здесь. В охотничьем домике нам будет удобнее.
Сара догадалась, что «удобнее» означает вдали от шальных пуль.
Охотничий домик оказался чем-то вроде беседки из сказки про Спящую красавицу и был увенчан островерхой крышей. Посреди стоял круглый столик на одной ножке, на нем – чайный сервиз с чайником в форме девочки с лейкой. Склонившись над этой странной вещицей, Сара поняла, что фигурку лепили с Гвеннолы.
– Я… я прошу прощения, – произнесла Настасья, не пытаясь скрыть замешательство. – Это сервиз для девочки, но ничего другого у нас нет. Мы используем только вещи, на которых изображена Гвен. Иногда это становится неудобным. Например, полотенца уже сильно вытерлись.
– Забавно, – произнесла Сара, усаживаясь как можно дальше от окна. – Окажись я на месте Гвеннолы, думаю, в конце концов возненавидела бы собственный образ. Смотреть на него каждую секунду, видеть повсюду.
– Да, – снисходительно ответила Настасья. – Но вы же не актриса. Актеры сделаны совершенно из другого теста. А уж Гвеннола тем более, ведь ее тело было перекурочено до такой степени, что перестало подчиняться законам физиологии. После операции она уже не совсем человек.
– Она постарела? – спросила Сара.
– Нет, – с чуть утомленной улыбкой ответила экономка. – Я знаю, этот вопрос интересует всех, но нет. Вопреки катастрофическим предсказаниям генетиков, за последние двадцать пять лет она не подверглась никакой физической деградации. Она безупречна. Нужно хорошо ее знать, жить с ней под одной крышей, чтобы уловить малозаметные признаки усталости. В некоторых местах ее кожа уже не такая гладкая и мягкая. Мимические морщины стали чуть глубже, но все равно почти незаметны. В тридцать семь лет она выглядит как двенадцатилетняя девочка.
– А… умственно? – не унималась Сара.
Настасья страдальчески сморщилась, фарфоровые чашки начали позвякивать, пока она дрожащими руками разливала чай.
– У нее бывают хорошие и плохие дни, – прошептала она, отводя глаза. – Когда случается приступ, она замыкается в своем прошлом. Может раз тридцать подряд проиграть ту или иную сцену из какого-нибудь фильма. Она ведет себя как капризная, но очаровательная малышка, и ты опять попадаешь под ее обаяние. В другое время она отдает себе отчет в своем состоянии и становится той, кто она и есть на самом деле, – тридцатисемилетней женщиной, заключенной в тело маленькой девочки, у которой никогда не было любовных приключений, которую никогда не полюбит ни один мужчина. В такие минуты она смотрит на себя как на балаганного урода и начинает пить, курить, грязно ругаться. Из ангелочка превращается в демона. Разыгрывает теневой вариант спектакля про принцессу Гвеннолу. Выдает ужасные вещи. Приказывает мне… найти жиголо в каком-нибудь баре на Сансете и заплатить ему, чтобы он ее трахнул. Да, я ничего не придумываю. Именно так она и говорит, да еще добавляет физиологические подробности, которые приводят меня в ужас. Конечно, я всегда отказываюсь это делать, тогда она швыряет мне в лицо все, что попадается ей под руку. Однажды она запустила мне в голову чем-то тяжелым, и у меня случилось сотрясение мозга. Я двенадцать часов пролежала без сознания на плитках в холле у лестницы. Она и пальцем не шевельнула, чтобы меня спасти или вызвать «скорую». В такие моменты я, признаться, боюсь ее. Но я ведь не могу ее бросить, правда? Что с ней будет? У нее же никого нет, кроме меня.
– Она никогда не выходит из дома?