– Папа, – умолял Колен, – прошу тебя!

Хоть он и был крепким подростком, скульптор оказался очень тяжелым!

Прерывисто дыша, Колен схватил Жордоша Манике под мышки и потащил его к скалам, в надежде найти там убежище.

Едва они добрались до них, как огромный кусок тучи оторвался с окаменевшего неба и упал на строительную площадку, разбив на мелкие кусочки статую и строительные леса! Камень взорвался бесконечным множеством осколков, которые просвистели в воздухе. Колен еле успел упасть ничком. Однако один осколок все же попал ему в левую бровь. Кровь потекла в глаз, наполовину ослепив парня.

«Мы были на волосок от гибели», – подумал Колен, посмотрев на подмостки, превратившиеся в гору разломанных деревяшек, и на статую, от которой уцелели лишь ступни (правая длиннее левой!).

Он повернул голову в ту сторону, откуда раздавался пронзительный скрежет; его мать бежала с тачкой. Она плакала, лицо ее было испачкано мелом. Жестом она показала сыну, что надо уложить отца в тачку. Хорошая идея, так скульптора было проще перевезти.

Они удалились с места катастрофы, толкая трясущуюся на кочках тележку. Колен хотел как можно скорее укрыться в скалах.

– Дом… – плакала мать. – Если хоть один из этих проклятых камней упадет на наш дом, мы станем бродягами…

Колен хотел бы ее утешить, но она, к сожалению, была права. Опасность, что их хижину погребет под обломками туч, была слишком большой. Хоть бы камнепад прекратился!

Прерывисто дыша, они укрылись в расщелине в скале. Отец по-прежнему смеялся, но сил у него оставалось все меньше, он начал уставать.

– Ему надо принять лекарство, – прошептала мать, вытащив из-за корсажа склянку с красной жидкостью. – Если долго смеяться, можно и умереть. Так произошло с твоим дедом, тоже скульптором. Он заболел болезнью счастья. Смеялся так сильно, что не смог перевести дыхания, так и умер.

Колен посмотрел на небо. Трещина не увеличивалась. Каменный дождь затихал. Он вздохнул с облегчением, но в нем поднималась ярость. Сколько еще им жить под угрозой небесных камнепадов? Сколько еще пройдет времени, пока подрывники наконец раздробят этот непроницаемый панцирь?!

Его охватили отчаяние и ярость.

– Ну все, – прошептала мать. – Можем идти домой.

– Да, – вздохнул Колен, берясь за тачку. – По крайней мере, строительной площадки больше не существует. И отец туда больше не вернется.

– Ну да! – пробормотала Мария Манике. – Зато он хоть чем-то занимался. От безделья он становится злым.

– Он может поискать другую работу, – проворчал подросток.

– Вряд ли, с его приступами смеха, – прошептала мать. – Никто не захочет его нанять.

Колен сжал зубы. Скоро дома не останется ни гроша. Деньги, заработанные Жордошем во времена его славы, растаяли, как снег на солнце. Мария Манике хоть и была очень экономной, но уже тратила последние сбережения. Уже давно они ели только постные супы и черствый хлеб.

Они дошли до дома, покрытого меловой крошкой. От лекарства отец погрузился в глубокий сон. Он больше не смеялся. Мать и сын донесли его до кровати.

– Он похудел, – вздохнула Мария. – Жордош столько смеется, что не успевает поесть, это его истощает. Не знаю, сколько он так протянет.

Сдерживая слезы, она тихонечко закрыла дверь комнаты. Колен сел к огню и стал следить за котелком, подвешенным в очаге. Две репы и три жалкие морковки варились в кипящей воде. Потом они покрошат туда черствого хлеба, чтобы загустить скудную похлебку.

– Мать, – пробормотал он, – так дальше жить нельзя, скоро мы начнем щипать траву на поляне, как кролики. Надо заработать денег… Разреши мне наняться к подрывникам. За это хорошо платят.

– Нет! – возмутилась Мария Манике, бросив половник на стол. – Никогда! Слышишь? Никогда! Это слишком опасно. Старший сын Эмилии Лагодий пошел к ним и умер тотчас же, он упал с тучи вместе с камнепадом, который сам же и вызвал. Его подобрали среди кусков проклятого гипса с переломанными руками и ногами, с разбитой, словно старый горшок, головой. Ты туда не пойдешь!

Колен опустил голову и сжал кулаки. Мать никогда не согласится! А ведь работа подрывником решила бы их денежные проблемы. Конечно, она опасная, зато хорошо оплачивается. На недельный заработок они могли бы жить месяц и есть вволю.

– Тогда мы сможем показать отца настоящему врачу, – настаивал он, – а не ходить к наполовину слабоумному колдуну в Лес Фей.

– Прекрати! – зашипела Мария Манике. – Я знаю, что ты хочешь залезть на тучи, эта мысль не оставляет тебя в покое и ты готов использовать любой предлог, чтобы отправиться туда, но когда я говорю «Нет!» – это означает «Нет!».

– Ну раз так, – пробормотал Колен, надувшись, – я отправлюсь завтра наниматься в конюшни боевых лошадей. Мне сказали, им нужны конюхи. Это так же опасно, как и работать подрывником, но платят меньше.

Он надеялся, что мать что-нибудь ответит, но она сделала вид, будто не слышит, и склонилась над котелком, наблюдая, как варится ужин.

Ратный конь

На следующий день, верный своему слову, Колен поднялся на рассвете, чтобы отправиться на конюшни, где набирали конюхов. На завтрак он пожевал корочку хлеба и проглотил миску холодного супа. Работа опасная, но у него не осталось выбора. Ему нужно тем или иным способом заработать денег, чтобы прокормить своих родителей.

Сжав челюсти, он вышел из хижины и отправился через равнину, усыпанную упавшими с неба огромными камнями. Вокруг было пустынно, тихо. Ежедневные камнепады обратили в бегство и людей, и животных. Первыми сбежали гномы, их норы обваливались от ударов камней. Раньше стоило приложить ухо к земле, и услышишь, как они поют в своих подземных жилищах. Сразу становилось ясно, что равнина живет своей скрытой суетливой жизнью. Теперь же в подземных галереях маленького народца царило запустение, даже кроты не приходили сюда.

Колен направился к высокой серой стене, окружавшей сады королевского дворца. За ней простирались владения сеньоров. Подрывники, конечно же, поторопились проделать огромную дыру в тучах над дворцом, чтобы королю и его двору не пришлось жить в сумерках. Солнечные лучи устремлялись в световой колодец, наполняя сады благотворным сиянием. Благодаря этому цветы и овощи продолжали хорошо расти, тогда как в остальных местах они вовсе вывелись.

Колен заметил скопище людей в лохмотьях, сидящих у потерны. [6]

«Вот! – подумал он. – Такие же, как я, бедняки пришли просить работу».

Их вид вызвал у него досаду, ведь бедняков было много. Всех на работу не возьмут. Колен испугался, что его прогонят и ему придется вернуться домой несолоно хлебавши. Он не мог позволить себе потерпеть неудачу.