После отъезда Крука Джейн решила еще раз осмотреть виллу. Раньше здесь жила женщина, и огромный шкаф был заполнен одеждой. Джейн с наслаждением трогала нежную ткань дорогих платьев, наверняка купленных на Родео-драйв. Откуда она это знала? Неужели еще одно проявление симптома дежа-вю? Внезапно Джейн поймала себя на мысли, что без зазрения совести роется в вещах умершей хозяйки дома. И ничто ее не останавливало: ни суеверный страх, ни уважение к памяти усопшей.
Джейн отложила в сторону несколько предметов, которые могла приспособить для своих нужд. Покойная была с ней примерно одного роста, но полнее. Ничего не поделаешь. Все равно это лучше, чем лохмотья Армии спасения, которые она была вынуждена носить долгие месяцы.
Выдвинув ящик отделанного мрамором комода, Джейн выбрала кое-что из шелкового белья и отправилась в душевую, где все было устроено по последнему слову техники, такую огромную, что в ней можно было проводить заседание административного совета. В кабинке струи воды били одновременно со всех сторон, и было достаточно нажать кнопку, чтобы их сменили потоки душистого теплого воздуха, благодаря которым тело обсыхало без использования полотенца. Приняв душ, Джейн набросила на плечи махровый халат и взглянула на свое отражение в зеркале, висевшем над раковиной, сделанной из оникса. Какая отвратительная черная щетина у нее на голове! Почему же проклятые волосы так медленно отрастают? На нее смотрела Жанна д'Арк с пробитым черепом, которую, увы, не сумел защитить ее шлем. Да, не помешало бы навесить несколько килограммов плоти на этот хрупкий костяк недокормленной лани! Когда Джейн вышла из душевой, за ее спиной сам выключился свет.
Она не спеша прошла в детскую, набитую всевозможными электронными игрушками, видеокассетами, пластмассовым оружием и коллекцией бейсбольных бит. На кровати возле раскрытого журнала с комиксами лежали грязные детские носки. Судя по всему, мексиканке было запрещено переступать порог «святилища».
Джейн постаралась определить, оказывал ли на нее вид комнаты тяжелое впечатление. Найди она в себе хоть каплю грусти, смущения или сочувствия, она испытала бы облегчение, однако в ее душе не отозвалось ни одной струны: там не было ничего, кроме холодного безразличия. Какое ей дело до этих людей, которых богатство не уберегло от злодейки с косой? Впрочем, у Джейн было слишком много собственных проблем, чтобы оплакивать чужое несчастье. «По крайней мере я не лицемерка», — утешила себя она, выходя из детской.
Потом она спросила себя, не означала ли эта черствость, что она вступила в новую фазу болезни. Возможная деградация нравственности приводила Джейн в ужас. Неужели ей суждено превратиться в чудовище, живой труп, неспособный прийти в волнение при виде людского горя? «Ты меняешься, — подумала она. — Все происходит само собой, независимо от твоей воли. Представь, что к тебе в дом проник злоумышленник. Сначала он прячется в чулане, выбираясь по ночам, чтобы порыться в холодильнике, однако наступит час, когда он почувствует себя хозяином и выгонит тебя на улицу. Если не проявишь бдительности, твоя песенка спета.
Не пускай все на самотек, цепляйся изо всех сил за то, что еще сохраняет в тебе человека».
И сразу же, словно мозг отозвался на ее команду, к горлу Джейн подступил ком, и она чуть не расплакалась. Эти с трудом сдерживаемые рыдания ее немного ободрили. Если она способна плакать, значит, еще не все потеряно.
Она прислушалась к звуку своих шагов. Действительно, вилла не казалась приспособленной для жизни, она была построена по капризу набоба, который жаждал заставить клиента заключить с ним выгодную сделку до того, как на стол будут водружены рюмки с ликером — необходимый атрибут достижения компромисса. Не дом — визитная карточка.
Почувствовав голод, Джейн отправилась на кухню. Крук не солгал — шкафы и морозильные камеры ломились от снеди. И неожиданно для самой себя, доставая из холодильника банку консервов со страусиными стейками, она почувствовала, как ее парализует страх, словно в голове только что прозвучал сигнал тревоги. Есть моментально расхотелось, и она поняла, что не сможет проглотить ни кусочка из всего того великолепия, что громоздилось на решетчатых полках. Почему? «Опасность! — предостерегал инстинкт. — Опасность! Еда не обеззаражена…»
От покрытой инеем банки у Джейн заломило пальцы, и она, положив ее на место, закрыла дверцу холодильника. «Необеззараженная еда…» Что бы это значило? Какая-то чушь!
Рассерженная Джейн выбежала из кухни и, поскользнувшись на чересчур гладком полу, упала, больно ударившись плечом о дверной косяк.
День близился к вечеру. За прозрачной стеной парк становился все темнее. «Спокойно, — подбадривала себя Джейн. — Скоро включится защитный экран, и тебе нечего бояться. Можешь спать как младенец — ночью никто не явится, чтобы свернуть тебе шею».
Забравшись в кресло, Джейн натянула на ноги полы махрового халата. Одна в абсолютно пустом доме, она умирала от голода рядом с холодильником, полным превосходных продуктов. Значит, с ней самой что-то не так? Мог ли кто-нибудь ответить на этот вопрос?
Когда вилла погрузилась во мрак, Джейн зажгла сразу несколько ламп, для чего оказалось достаточно просто поднести руку к фотоэлементу. Комнату залил неизвестно откуда струившийся свет (вероятно, нити накала были спрятаны внутри стеклянных перегородок), создавая вокруг атмосферу северного сияния. Стоя перед прибором и пробуя разные комбинации, Джейн в конце концов включила радио. Антенна была настроена на радиостанцию, находившуюся в Аризоне и вещавшую на языке индейцев навахо. В вечерней музыкальной программе звучала типично индейская музыка в стиле «паувау». Джейн решила принять легкое снотворное, которое при выписке передала ей медсестра. Она боялась, что не сможет уснуть, поскольку бессонница вызывала у нее невыносимые головные боли, нередко длившиеся до конца следующего дня.
Пройдя за водой на кухню, она на этот раз обратила внимание на вещи, рассказывающие о трагически оборвавшейся жизни семьи: трехлетней давности календарь с помеченными датами деловых встреч, пожелтевшие от времени записные книжки, детские рисунки, прикрепленные цветными магнитами к дверце холодильника. На самом большом был изображен устремляющийся к солнцу желтый самолет с тремя пассажирами на борту, а ниже детской рукой выведена подпись: «Завтра отправляемся в полет. Пилотом будет папа. Вот здорово!»
Джейн стала рассматривать календарь, прикрепленный кнопками к висевшему на стене панно из пробковой коры. Кто-то обвел красным кружком четверг 12 мая 1993 года. «Аэродром, 8 часов», — прочла она. После выделенной даты на календаре пометок не было.
«Их ждала смерть, — подумала Джейн, — а они ничего не подозревали».
Сосредоточившись на этой мысли, она попробовала определить, не вызывала ли она в ней грусти. Ей было страшно обнаружить в себе только безразличие.
«Если тебя это заботит, — прошептала она, — ты не безнадежна. Когда ты действительно превратишься в робота, не будешь задавать себе подобных вопросов».