— Да… полностью.
— Вот и чудно! Дети есть? — спросил врач.
— Сын, — ответила Агата.
— Отлично! Муж есть?
— В разводе.
— Тоже хорошо… для меня в смысле. Крайнова, мне сегодня везет, — потер руки Чванов.
— Радуетесь неустроенности моей личной жизни, — обиделась Агата.
— Вот тебе на! Ну, ничего… психолог поработает. Я радуюсь за себя, что хоть в твоем случае я избегу ненужных разговоров.
— Я приду… скоро… лечиться…
— Многие лекарства для лечения от депрессий очень дорогие, — предупредил доктор.
— Я постараюсь собрать нужную сумму, — сказала Агата и ушла из центра, полная решимости бороться за полноценную жизнь.
До последнего дня Агата не говорила своей подруге Антонине, что с ней случилось, но сегодня она решила, что момент настал. Она приехала домой вечером и сразу же спросила у Тоси:
— Виталик?
— Уже спит.
— Хорошо, пойдем на кухню, мне необходимо с тобой поговорить.
Тося в коротком махровом халатике цвета свежескошенной травы тревожно всмотрелась в лицо подруги.
— Я знала… — прошептала Антонина, прижимая руки к сердцу.
— Что? — спросила Агата.
— Что будет какой-то разговор, ты сама не своя в последнюю неделю. Где-то пропадаешь, приходишь грустная, ничего не говоришь, все свободное время не отходишь от ребенка, пытаешься взбодриться. Я — инвалид по своим физическим возможностям, но не умственным! Я вижу, что с тобой что-то происходит, и не думаю, что хорошее… Где Александр? Ты же влюблена в него, я это тоже знаю.
— Эка тебя понесло… Тогда мне легче тебе будет сказать. — Агата усадила подругу за стол и рассказала ей о своей болезни.
— Этого не может быть… — закрыла лицо руками Антонина, пряча улыбку. Я-то думала, что случилось что-то серьезное!
— А нервы что — не серьезно?! — взвилась Агата, обиженная реакцией подруги. — Я уже и анализы все сдала, завтра ложусь в нервное отделение.
— Я даже слышать об этом не хочу! Взбодрись! Какие нервы? Какие таблетки? Ты просто сохнешь от любви, а это не лечится, вернее, лечится временем… Несправедливо…
— Это всегда несправедливо, — возразила Агата, — говори тише, разбудишь Виталика. Думаю, не надо тебе напоминать, что ребенок не должен ни о чем знать. Скажешь, что я уехала в командировку, а я буду звонить каждый день. В больницу его тоже не приводи, ни к чему ему видеть лечащуюся от депрессии маму.
— Это не может быть ошибкой?
— Нет, Тося, придется с этим смириться, я в последнее время чувствовала себя выжатым лимоном, да еще легкие застудила.
— Господи, почему? — качала головой Антонина, все еще не смирившаяся с «жестокой реальностью». — Никогда не думала, что ты можешь вот так вот сдать… На шее у тебя я, сын, а теперь кто позаботится о тебе?
— Я справлюсь, и прекрати разводить сырость, еще не хоронишь меня. Да я и на похоронах своих запрещаю плакать. Лежишь в гробу, сейчас зароют в землю, то есть и так тошно, а тут еще убиваются все просто, и умирать не хочется! — выдала Агата под кривую усмешку Антонины:
— Ты неисправима… видимо, совсем тебе тошно, раз так заговорила. Эх, Агата, мужика бы тебе хорошего, и всю бы депрессию как рукой сняло. Может, стоит примириться с Денисом?
— Ладно, позвони Денису, пусть придет, нам надо поговорить. Заранее ему не говори, будет еще нервничать, — давала ценные указания Агата.
— Ты еще о других думаешь! — ахнула Тося.
— Я только о них и думаю, — ответила Агата, — раз уж такое случилось.
— Агата, ты знаешь… я никогда не брошу Виталика, но я очень больна и не могу обещать… что я его вытяну до того возраста…
— Прекрати! — прервала ее Агата и разрыдалась.
Рыдали они вместе, укрывшись на кухне, долго и нудно. А утром Агата собрала в пакетик вещи — от зубной щетки до ночной рубашки — и ушла до того, как проснулся сын, будучи не в силах с ним прощаться, боясь расплакаться. Вообще, в больницу она ложилась первый раз в жизни.
Антонина, с красными и опухшими глазами от слез и бессонной ночи, перекрестила ее напоследок и закрыв дверь, прислонилась к ней лбом. Ей до сих пор не верилось, что всегда деятельная и такая самодостаточная подруга ложится в больницу лечить нервы.
«А у кого нет нервов? У всех нервы!»
Агату поселили в одной палате с двумя женщинами. Одной из них было лет сорок, но выглядела она старше. Сухая, морщинистая кожа с желтоватым оттенком и жуткая худоба. Вторая женщина была моложе Агаты, полной комплекции и с совершенно отрешенным взглядом. Первую женщину звали Клара Степановна, вторую — Регина.
Агата расположилась на своей койке и стала выставлять вещи, принесенные с собой, на тумбочку и на полку, висевшую рядом с ее кроватью. Женщины затравленными взглядами смотрели на то, как Агата расставляет косметику, книги, CD-плеер, пузырьки с различным лаком для ногтей и прочие безделушки.
— Здесь больница, а не косметическая лавка, — сказала ей Клара Степановна, неизвестно для чего, скорее всего, для того, чтобы унять этот оптимистический энтузиазм новенькой.
— А что, я должна лежать страшная? — невозмутимо ответила Агата. — Мне сказали, что личные вещи можно взять. А какие личные вещи может взять женщина с собой? Вот они мои разноцветные, блестящие пузыречки, мои сладенькие помадки и вкусно пахнущие флакончики…
Женщины переглянулись, понимая, что к ним в палату попал «тяжелый случай».
— Она такая, потому что еще не занималась «трудотерапией», — пояснила Регине опытная Клара Степановна.
— А что такое «трудотерапия»? — удивилась Агата, выкладывая карандаши и ручки на полочку рядом с помадой и тенями для век. — Мне сказали, что лечение может затянуться примерно на месяц, — я буду рисовать, читать…
— Музицировать, — перебила ее Регина, — боюсь, что тебе придется лечиться полгода, а то и больше. А «трудотерапия» — это когда приходит старшая сестра отделения и на каждый день дает тебе задание: помыть окна или коридор, а если не повезет, то и туалет. Так что особо-то маникюр не старайся делать…
— Мы же больные люди?! Какая уборка? — искренне возмутилась Агата.
— Мытье унитаза отвлекает от плохих мыслей, — улыбнулась Регина, — а ты что думала, что в санаторий попала?
— И все равно я не согласна! Моя недавняя работа уборщицей плохо закончилась, не хотелось бы повторить печальный опыт.
— У нее нервный срыв, — наконец-то догадались женщины и расслабились.
— Странная трактовка того, что со мной происходит…
— А мы здесь все с этим лежим и слушаемся доктора, потому что если в неврологии не помогут, то следующий шаг — психушка, — пояснила Регина.