– Твою мать… – тяжело мотнул головой Кудинов. – Что говорить-то? О чем ты, не пойму. Врачи какие-то… Ты не из дурки, мужик?
– Так, – сказал Комбат. – Ты прав. Говорить с тобой, похоже, не о чем. Пошли б автобус, Он легко протащил упирающегося водителя через отделявшее их от автобуса пространство, распахнул водительскую дверцу и подтолкнул Кудинова в спину. Тот вдруг с лязгом выдрал из-под сиденья тяжелую монтировку и, круто развернувшись, стремительно бросился на Комбата. Толстый стальной прут со свистом рассек воздух и, увлекаемый собственным весом и инерцией, с глухим звоном ударился о дорогу. Кудинов поднял глаза и обомлел: его противник улыбался, стоя в расслабленной позе.
Он снова вскинул монтировку и ударил теперь по горизонтали. Тяжелая монтировка развернула его вокруг оси и с грохотом зацепила распахнутую дверцу автобуса. Кудинов выматерился, снова бросаясь в атаку. Ведь он защищал собственную жизнь, дрался не на живот, а на смерть, но ощущение у него при этом было такое, словно он валяет дурака, пытаясь напугать несущийся на него тепловоз сделанной из пальцев "козой". Кроме того, ему никак не удавалось хотя бы зацепить противника своим тяжелым, неуклюжим оружием, словно он сражался не с живым человеком, а с призраком. Этот странный танец продолжался несколько минут, но в конце концов Кудинов выдохся и остановился, тяжело дыша и опустив бесполезную монтировку.
– Лезь в кабину, – сказал Комбат, отобрал у Кудинова монтировку и легонько ткнул его в живот холодным расплющенным концом инструмента.
Павел безропотно полез за руль. Рублев влез следом и, перебравшись через водителя, уселся на горячий кожух мотора.
– Нельзя, – плачущим голосом сказал Кудинов. – Нельзя здесь ездить. Оштрафуют же…
– Насчет штрафа можешь не беспокоиться, – ответил его мучитель. – Ни деньги, ни водительские права тебе больше не понадобятся. Давай, трогай. На остановках небось народ волнуется. По дороге все расскажешь.
– Слушай, мужик, – сказал Кудинов, не делая попытки запустить двигатель. – Ну чего ты привязался?
Что тебе надо?
– Юрий Французов – мой друг, – ответил Комбат. – Не кореш и не сосед по нарам, а друг. Слыхал такое слово? И я хочу знать, что с ним произошло.
– Да не знаю я, что с ним произошло! – плачущим голосом выкрикнул Кудинов. – Правда, не знаю.
– Но твой одноглазый приятель, знает это наверняка, – сказал Рублев. – Правда?
– Ты извини, мужик, – сказал Кудинов. – Я не знал, что он затеял, и ничего плохого твоему другу не хотел, только про одноглазого я тебе ничего не скажу.
Лучше ты меня сразу убей.
– Вот оно что, – сказал Рублев и вдруг от души рассмеялся, запрокинув голову. – Ты что же, чудак, думаешь, что он тебе мстить станет? После встречи со мной не станет, уж это ты мне поверь. Или он не один про тебя знает?
– Да вроде один… – пожал плечами Кудинов. – Нет, ты мне зубы не заговаривай. А вдруг у тебя что-то не получится?
– Двигатель заводи! – вдруг рыкнул Рублев, и Кудинов, вздрогнув, послушно нажал на стартер.
Стартер закудахтал, мотор ожил с ревом. Лязгнули, закрываясь, двери, и автобус покатился вперед, заметно виляя.
– – Ты бы себя послушал, – сказал Рублев. – В твоем положении не выбирают, парень, а ты торгуешься, как девственница в компании пьяных мужиков: я, мол, не против, но как бы мама не узнала… Ты не думай о том, что с тобой одноглазый может сделать. Ты о том думай, что я с тобой сделаю, если ты мне про него не расскажешь. Я ведь могу тебя пальцем не трогать, а просто отвести за ухо в милицию и рассказать, кто ты и зачем я тебя привел. Думаешь, ты долго продержишься? Ты знаешь, сколько за похищение людей дают? Это терроризм, дружок. Мало тебе не покажется, поверь. Могут и расстрелять к чертовой матери. Судьи нынче злые, а отмазывать тебя, как я понял, некому. А что в зоне делается!..
Кудинов вздрогнул и отвел глаза. Что делается в зоне, он знал не понаслышке, хотя за два года не успел вкусить всех прелестей жизни за проволокой всерьез и до конца. Кроме того, тогда была простая зона, а теперь, наверное, будет режимная…
Автобус снова сильно вильнул, едва не съехав с дороги. Павел Кудинов скрипнул зубами. Жизнь была так хороша, пока в ней, словно призрак запрятанного в дальний угол прошлого, не возник Кутузов с его деньгами, водкой и разговорчиками о том, как славно им было "там, у дяди". Ему-то, кабану одноглазому, может, и было хорошо… Но деньги он предлагал немалые, причем за сущую ерунду – помочь Французову, которого Кудинов не то чтобы знал, но пару раз видел в Приморске, откосить от работы на месячишко, свести Кутузова с доктором, который берет, и поработать в течение этого месяца "приходящим больным". Даже паспорт этого Французова был у него с собой, и у него, Паши Кудинова, даже мысли не возникло о том, что дело может быть нечисто. Удивило только, как это Французов, со стороны казавшийся таким крепким мужиком, ухитрился снюхаться с Кутузовым, который, насколько это было известно Павлу, мужиком мог считаться разве что наполовину…
Он не сразу понял, что уже довольно давно говорит вслух. В автобусе каким-то образом оказалось полно пассажиров, плечистый попутчик Павла вовсю принимал деньги, ссыпал их в блюдечко и исправно отрывал билетики, нанося тем самым непоправимый удар по кудиновскому личному бюджету, но все это была ерунда.
Поняв, что его раскололи, как пацана, Кудинов даже не огорчился: в свете того, что рассказал ему этот незнакомый мужик, собственная судьба представлялась Павлу безнадежно загубленной. Терроризм – это ж надо же!..
Слово было привычным, тысячу раз слышанным и по радио, и по телевидению, но в применении к себе самому вызывало противную слабость в коленях, словно он, Пашка Кудинов, только что угнал самолет и теперь, выпустив последнего заложника, бессильно наблюдал за тем, как стягивается вокруг кольцо спецназовцев в бронежилетах. Да если бы еще сам угнал!.. Кутузов, жирная сволочь, хапнул – наверняка хапнул! – на этом деле чемодан баксов, а его подставил, как пешку. Двести баксов отстегнул, благодетель…
Комбат слушал Кудинова, все больше хмурясь. Ничего принципиально нового водитель автобуса ему не сказал. О том, что навестивший главврача одноглазый – обыкновенный бандит, он догадывался и так.
Но что ему нужно от Французова? Неужели Юрку хотели подставить, сделать ответственным за какое-то Преступление? Ведь не ради выкупа его похитили!
И потом, слово "похищение" как-то уж очень не вязалось с Французовым. Попробуй-ка похить такого… Как раз без похищалки останешься.
Он с трудом дождался обеденного перерыва. На обед Кудинов ездил домой. Телефона в его снятой внаем комнатушке, естественно, не было, но щедрый Кутузов оставил ему сотовый аппарат – специально для того, чтобы держать связь с доктором и в случае чего сообщить самому Кутузову о возникших затруднениях.