– А что, – весело поинтересовался Подберезский, – вы втроем не справляетесь с зеленым змием?
– Змий, Андрюха, такая скользкая сволочь, что его никак не ухватишь, – сообщил Рублев. – Тут такое дело… В общем, мне, похоже, придется тут ненадолго задержаться, а Сереге в школу послезавтра… Ты не мог бы за ним подъехать?
Сергей вскочил с табуретки и открыл рот, явно собираясь возразить, но Борис Рублев резко выставил перед собой ладонь, и он сел на место, так ничего и не сказав. Плечи его обвисли.
– Подъехать? – переспросил Андрей. – Да запросто, командир, какие вопросы! Только.., это…
– Что? – спросил Рублев. – Если занят, так и скажи. Что ты мнешься, как витязь не распутье?
– Да не занят я, – с досадой ответил Подберезский. – Только я же вас не первый год знаю. Что у вас там случилось? И не надо рассказывать мне про богиню с ногами от ушей, которая не может с вами расстаться, пока у вас не кончились деньги. Все равно не поверю.
– Чему не поверишь? – обиделся Комбат. – Что я для этого дела еще пригоден?
– Вы еще поплачьте, – съязвил Андрей. – Насчет этого дела, насколько мне известно, вы еще за пятерых можете поработать. Просто, если бы дело было в бабе, вы бы мне не звонили, а придумали бы что-нибудь сами. Я же не мальчик, так что не надо меня за нос водить.
– Ладно, ладно, – проворчал Комбат. – Что не мальчик, это точно. Тут такая история, Андрюха… В общем, Французов куда-то подевался. Пропал начисто.
Надо разобраться, а тут у меня Серега…
– Ротный? – удивленно переспросил Подберезский. – Как это – пропал?
– Ну, не сам пропал. Скорее уж, его пропали, – поправился Рублев. – Я тут напал на след, так что, думаю, скоро он у меня отыщется. Только ты там ничего себе не выдумывай. Твое дело – забрать отсюда пацана, и больше никакой самодеятельности, понял?
– Понял, – недовольно проворчал Подберезский. – А крику-то было: да я, да ты, да какой я тебе командир, да мы с тобой друзья до гроба… А тут – равняйсь, смирно, вольно, разойдись, и весь разговор…
– Нет уж, ты меня извини, – строго сказал Комбат. – Это мы за бутылкой с тобой приятели, а в бою – извини-подвинься…
– Ладно, ладно, – все так же ворчливо сказал Подберезский, – напьемся – разберемся… Вы у брата?
– Да, у Андрея, у тезки твоего. Адрес-то помнишь?
– У меня записан.
– Вот и отлично. Значит, я на тебя рассчитываю.
Когда тебя ждать?
– Да прямо сейчас и выеду. Машину вот только заправлю, тир запру и двинусь. Думаю, к ночи буду у вас.
– Ну счастливо.
Комбат нажал на кнопку отбоя и положил замолчавшую трубку на стол.
– Ну вот, – сказал он и опять широко зевнул, прикрыв рот ладонью, – это дело у нас, можно сказать, улажено. А ты, – повернулся он к Сергею, – не вздумай отколоть какой-нибудь номер. Пойми, – добавил он, заметив, как набычился мальчишка, – это не игра.
Проку от тебя в этом деле не будет никакого, а хлопот потом не оберешься. Вот представь, что будет, если ты угодишь в лапы к этой компании? Ты, брат, этим меня капитально подставишь.
Сергей вздохнул и обреченно повесил голову. Откровенно говоря, на уме у него было именно то, что у Бориса Ивановича Рублева называлось "отколоть номер". Он уже представлял, как врывается в бандитское логово, держа в каждой руке по дымящемуся пистолету, и в последний миг спасает попавшего в коварно расставленную бандитами ловушку Рублева, серией метких выстрелов ликвидировав нависшую над ним смертельную угрозу. Слова Комбата отрезвили его. В конце концов, с бандитами он был знаком не понаслышке, и не мог не понимать, что справиться с ними может разве что в мечтах. Кроме того, он прекрасно помнил, что однажды Борис Иванович чуть было не погиб именно из-за него, и пережить подобное еще раз Сергею совершенно не хотелось.
– Хорошо, – сказал он, – я не буду откалывать номера.
– Обещаешь? – спросил Комбат.
– Обещаю.
– Ну вот и ладно.
– Что ты все-таки намерен делать? – снова спросил Андрей, с беспокойством глядя на брата.
– Сейчас я намерен отправить тебя в магазин, чтобы ты купил мне какие-нибудь штаны, а то твои коротковаты, – ответил тот. – А потом принаряжусь и попробую добиться любви от этого вашего дарителя телевизоров Горохова. Подержу его немного за задницу.
Глядишь, ему понравится, и он выгонит Юрку к чертовой матери из своего гнездышка, чтобы не мешал нашей взаимной любви.
– Голубой, голубой, не хотим играть с тобой, – печально пошутил Андрей и поднялся из-за стола. – Пойду покупать штаны, а то в этих ты на роль героя-любовника точно не тянешь.
– Ирина, – сказал Борис, – ответь-ка мне на вопрос. В классных журналах, насколько я помню, обычно записывают адреса учеников. Или мне это кажется из-за старческого маразма?
– Записывают, – сказала Ирина. – Надо же, как вы быстро сообразили! А я об этом даже не подумала.
Но школа-то закрыта, – поникла она, – и откроется только послезавтра.
– Ну да? – весело изумился Рублев. – Значит, придется ограбить храм науки. Совершить, так сказать, кражу со взломом в гнезде юных дарований. Оно, пожалуй, и к лучшему, что самих дарований там сейчас нет. Честно говоря, я их боюсь больше, чем бандитов.
* * *
Борис Иванович Рублев оставил машину в квартале от школы, чтобы не привлекать к своей персоне излишнего внимания, и немного прогулялся пешком.
Школа стояла на тихой боковой улочке, застроенной в основном пятиэтажными хрущевками, почти целиком заслоненными вымахавшими из когда-то посаженных жильцами прутиков тополями и липами Тополя уже начали ветшать от старости, и Комбат с легкой грустью подумал, что довольно скоро их срежут под корень: древесина у тополя хрупкая и часто ломается под собственным весом. Зато, насколько было известно Борису Ивановичу, тополь до сих пор оставался непревзойденным рекордсменом по скорости роста и количеству вырабатываемого кислорода. Само школьное здание было, как обычно, трехэтажным, но казалось приземистым из-за занимаемой им немалой площади. Ее окружал низкий, по колено, узорчатый заборчик, собранный из литых чугунных секций. За забором росли уже начавшие зеленеть плакучие ивы. Ни под ивами, ни на спортплощадке, ни вокруг здания никого не было, и Рублев в очередной раз поразился тому, какой заброшенный, нежилой вид имеют все школы в выходной день. Словно никто здесь и слыхом не слыхал о том, что на свете бывают дети, с громоподобным топотом носящиеся по гулким коридорам и оглашающие их сумасшедшими воплями, давая выход накопленной за сорок пять минут пытки неподвижностью энергии.