Дверь плавно закрылась. Ева поняла, что монахиня пожертвовала собой, спасая ее, так как дверь можно было закрыть, только находясь с другой стороны. Она кинулась на дверь и принялась барабанить в нее кулаками с криками:
– Нет!! Агата, откройте! Я не хочу идти одна! Откройте, мы что-нибудь придумаем! Ради бога, сестра! Нет!!
Все старания ее были напрасны. Стена оставалась глухой и непроницаемой. Выбившись из сил, глотая слезы, Ева пошла по коридору, пошатываясь и держась рукой за холодную, шершавую стену. Когда идешь в темноте, словно крот, передвигаться очень тяжело. Девушка периодически спотыкалась о неровную поверхность дороги и падала, обдирая руки в кровь. Ева шла и молилась, чтобы потайной ход вывел ее из этой скалы.
«Только бы этот путь не оказался лабиринтом! У меня нет сил блуждать по подземелью!»
Дорога шла то вверх, то вниз. Когда проход становился особенно узким, ей приходилось ползти на коленях. Так она брела на заплетающихся ногах, пока не наткнулась на тупик.
«Нет, не может быть… самые мои худшие опасения подтвердились!»
Ее дрожащие, холодные пальцы ощупывали то, что преграждало путь. Это были мелкие камни, булыжники покрупнее и мелкий песок.
«Завал», – мелькнула у нее мысль.
Несколько минут Ева сидела в темноте, скрестив ноги по-турецки, и выла от безысходности своего положения. Потом поняла, что ведет себя крайне глупо. Вспомнила Диму, который никогда не сдавался, и Агату, которая погибла, давая ей шанс на спасение, и попробовала мыслить здраво.
«Какая мне разница, захлебнулась бы я в архиве монастыря или погибну здесь под землей от голода и холода? Здесь у меня есть шанс, а против разбушевавшейся стихии я была бы просто щепкой».
Она достала из кармана бутылку водки, которая мешала ей сидеть, и кусок хлеба, припасенный от монашеского ужина. Ева съела хлеб и запила одним большим глотком водки. Голова моментально закружилась, но ушла дрожь из тела и грустные мысли из головы. Ева принялась камень за камнем, горсть за горстью разбирать завал в надежде, что тот окажется не слишком большим. Сколько часов прошло, пока Ева разгребала его, она сказать не могла. Самой ей казалось, что целую вечность. Наконец-то ее рука ощутила пустоту, и Ева поняла, что прорыла, разобрала этот завал. Протащив свое тело сквозь кучу камней, она, оцарапавшись и измазавшись, поползла дальше. Ее настораживал какой-то гул, раздававшийся позади. Если бы Ева знала, что в этом длинном ходу завал не один, она бы не так радовалась. Ей страшно хотелось пить, но кроме обледенелых стен, которые приходилось лизать языком, и бутылки водки, вокруг ничего не было.
«Напиться с горя и умереть», – мелькнула у нее в голове шальная мысль.
Ноги, которые Ева успела промочить в библиотеке, замерзли и отказывались слушать свою хозяйку. Периодически Ева проваливалась в какое-то забытье то ли от пережитого ужаса, то ли от переизбытка алкоголя, то ли от усталости. Просыпаясь от холода, она, не понимая, проснулась или нет, ползла дальше до следующего завала, вламываясь в него руками, и ломая ногти, и не обращая внимания на то, что кругом одинаковая темнота – и при открытых глазах, и при закрытых. Когда Ева натолкнулась на какую-то дощатую преграду, перекрывающую ее перемещение, она застонала от досады. Расцарапанными руками это не пробить. Волна отчаяния и страха захлестнула ее. Представив к тому же, как холодная вода накрывает бедных монахинь и они захлебываются в ней, как мыши в стеклянной банке, Ева почувствовала страшную дурноту. Ее трясущиеся руки потянулись в карман за живительным, согревающим глотком, который несколько затуманивал ее сознание и не давал остро переживать происходящее. Рука ее наткнулась на что-то твердое и продолговатое.
«Что это… – судорожно думала она, ощупывая предмет, – интересно, это можно есть? Стоп! Это же нож из рога оленя, который мне так понравился и Дима его купил».
Поняв, что это подарок судьбы или самого провидения, Ева выдвинула лезвие и, рискуя пораниться, начала стучать в деревянный щит. Полетели щепки, дерево оказалось старым, отсыревшим, трухлявым, сплошь изъеденным грибком. Труднее всего было в кромешной темноте попадать в одно и то же место, чтобы зря не тратить последние силы. Время в подземелье совершенно не имело никаких границ. Сколько времени продолжалась борьба с деревянной преградой, Ева не знала. Она долбила и долбила ее все более слабеющими руками. К ее жажде присоединилось острое чувство голода, но еды не было.
«Хорошо, что здесь нет мышей и крыс», – почему-то подумала она, хотя на своей работе в обычных условиях не боялась лабораторных мышей. Наконец деревянная перегородка треснула, освобождая ей проход. Ева облегченно вздохнула и поползла дальше. Внезапно под ее руками разверзлась пустота. На мгновение у девушки остановилось сердце, а уже в следующее мгновение она летела в бездну, потеряв сознание.
Ева открыла глаза и долго не могла понять своим спутанным, замерзшим сознанием, жива она или мертва? Когда поняла, что жива, эта мысль ее несколько расстроила, так как ей предстояла мученическая смерть. Девушка пошевелила руками и ногами. Как ни странно, они шевелились, и, кроме боли в левом боку, Ева ничего не чувствовала. Вскоре вспомнила, что упала с высоты. Какой именно, это она сказать затруднялась. Ева потрогала поверхность, на которой лежала, рукой и нащупала какие-то продолговатые, тоненькие предметы. Будучи биологом и, по всей видимости, не повредив при падении голову, Ева сразу поняла, что перед ней, вернее, под ней рассыпаны человеческие кости, а если точнее, кости младенцев.
«Чертов колодец», – подумала Ева, и ей захотелось вопить от ужаса и отчаяния.
От страха бедняжку вырвало, и она в панике поползла прочь от страшного места.
«За что мне все это? Только недавно почувствовала себя счастливым человеком… может быть, наступила расплата? Если так, то я ни о чем в своей жизни не жалею… у меня было все, что нужно порядочному человеку. Уважение коллег, любовь учеников, друзья и… любовь. Да, мне посчастливилось в последние дни узнать, что это такое… Моя жизнь круто изменилась, и это Димина заслуга. Он сделал меня такой, какой я стала, вытащил мою жемчужину из раковины. После него-то мне и последовали предложения руки и сердца от Ивана, бедолаги с обожженными ногами, – улыбнулась Ева, – и от Юрия, вернувшегося в Москву со Львом Леонидовичем из болгарской тюрьмы. Только бесполезно: мое сердце уже давно отдано Диме. Если бы я не была с ним, я бы не смогла быть ни с кем. Спасибо ему за волшебную сказку, подаренную мне».
Слезы полились из ее глаз, застывая на ветру ледовыми дорожками. На ветру…
Да, Ева почувствовала какое-то колебание атмосферы, значит, где-то должен быть выход наружу… Она бросила последние силы на финальный рывок и прорвалась сквозь заросли каких-то горных кустарников наружу, повалившись на спину и уставившись в звездное небо, сама еще не до конца осознавая, что ей удалось совершить.
Дима еще с минуту смотрел на закрывшуюся дверь за спиной Евы и ощущал странную нехватку воздуха.