– Так, значит, вы меня душили под кайфом?
– Сам себя стыжусь. Все потаенные мысли о нелепой смерти дочери вдруг всплыли наружу. Мне показалось, что вы пришли поиздеваться над ее памятью, а имя Эрика сыграло роль катализатора, и дальше я уже не соображал, что делаю. Но я себя не оправдываю!
– А в чае, наверное, яд? Чтобы скрыть следы преступления?
– Нет, чай просто чай, меня отпустило, – ответил Леон, и Яна впервые увидела, как мужчина улыбается. – Я хотел бы попросить у вас прощения, высказать благодарность за то, что вытащили меня с того света, тем более после того, как я так дискредитировал себя в ваших глазах. Вы необыкновенная девушка, и я желаю вам счастья с Эриком или с кем-то другим.
– Звучит вполне искренне, – ответила Яна.
– Я вообще человек прямой.
– Я заметила, – хмыкнула Яна. – У нас, у русских, принято при примирении принимать на грудь.
– Что? – явно не понял смысла фразы Леон и на всякий случай глянул на грудь у Яны.
– Эй, вы чего меня так рассматриваете?! – возмутилась та. – Имеется в виду – выпить горячительного напитка!
– А, понял! – во второй раз улыбнулся Леон и вышел.
В залу он вернулся с бутылкой дорогого коньяка и двумя коньячными бокалами.
– Позвольте, я за вами поухаживаю…
– Не думайте, что я к этому не привыкла, – сразу же поставила его на место Яна.
– Что, князь наливает тебе коньяк? – уточнил Леон.
– Каждый раз, когда я встречаюсь со своим любимым мужчиной – с князем Штольбергом, – подтвердила Яна.
– При чем тут Штольберг? – удивился Леон.
– Я его подружка, – игриво сообщила Яна.
– Ого!
– Я не обманывала вас, когда говорила, что с Эриком у меня ничего нет.
– За знакомство! – поднял бокал Леон.
– За нас! – ответила ему Яна и насладилась вкусом темно-янтарного, действительно хорошего коньяка.
Ее забавляла и интриговала ситуация. Она пила с человеком, который только что чуть не убил ее и которому она реально спасла жизнь. Леон, по всей видимости, тоже понял пикантность ситуации, потому что, отпив коньяку, он сказал:
– Мне приятно ваше общество, но я не могу злоупотреблять своим гостеприимством. Я здесь один и слегка не в себе, а на той половине замка веселье, гости, Эрик… Я покажу вам потайной ход между нашими половинами, и вы сможете вернуться на праздник. Можете даже пожаловаться на меня в полицию, я не обижусь – заслужил.
– Вы в своем уме?! – вскинулась Яна.
– А что?
– Русские своих не сдают! Думаете, я сначала выпью с вами, а потом пойду и накляузничаю на вас в полицию? С ума сошли! Мне вообще не нравится сложившееся положение. Вы здесь один, я бы даже сказала – в полном одиночестве, оплакиваете свою дочь, а за стеной, словно специально сегодня, такое грандиозное торжество.
– Спасибо, что заметила, – буркнул Леон.
– Я остро чувствую несправедливость. Ради памяти вашей дочери ваш сосед по дому мог бы сдвинуть день, в который решил отметить свой день рождения.
– Ну что вы… Густав – такой душка! – язвительно прокомментировал Леон.
– Одним словом, я не уйду от вас на этот праздник, чтобы в этот трагический день вы не чувствовали себя очень одиноким. Наливайте! Выпьем за вашу дочь!
Леон выполнил ее просьбу, и они выпили в полной тишине.
– Спасибо, – снова поблагодарил неожиданную гостью Леон.
Потом они говорили о жизни, немного о политике и ни о чем, попивая коньяк и заедая его швейцарским шоколадом и элитным сыром. Яне казалось, что она давно не получала такого удовольствия от беседы и что ничего не может быть лучше, чем вкус тающего во рту шоколада. Они расслабились, на душе потеплело, Леон изливал душу в рассказах о дочери, и Яна осмелилась спросить:
– Вы серьезно обвиняете в ее смерти Эрика? Есть конкретный повод?
Леон задумался, затем отпил коньяка и ответил:
– Если быть до конца честным, а с вами и сейчас мне хочется быть именно таким, то напрямую он не виноват. Эрик ничего не обещал Марии, не дурил ей голову, не соблазнял. Он всегда был холоден, сдержан и вежлив. А вот она… Словно помешалась! Такая вот роковая любовь с первого взгляда, раз и навсегда, когда больше никого не видят вокруг и не слышат, когда никакие доводы не действуют, когда разум отключен. Она думала, что другого такого красивого парня в ее жизни не будет, другого такого умного не будет и такого доброго тоже. Что там говорить, Марию накрыло чувством с головой, словно цунами прошло по сердцу, оставив одни разрушения после себя. Я видел: Эрик это заметил, смущался, был предельно тактичен и не знал, что ему делать. Сказать «да» он ей не мог, потому что Мария не зажгла огонь в его душе, а сказать «нет» в резкой форме ей тоже нельзя – было бы смерти подобно. Что и произошло. В отношении Марии к Эрику было нечто фатальное… Знаете, Яна, а вы волшебница! – вдруг удивленно произнес Леон.
– Что вы, я только учусь, – фразой из стародавнего кинофильма «Золушка» ответила госпожа Цветкова, только очень противным голоском.
– Я впервые без злобы и удушающей ненависти говорю об Эрике, и мне становится легче…
– Еще бы! – отметила Яна. – Злоба и ненависть не очень полезные чувства для здоровья. Потеря ребенка, конечно, самое страшное, что может приключиться с нормальным, любящим свое дитя родителем. Я сама бы на куски разорвала любого, кто посмел бы обидеть моего ребенка. Но в вашей беде нет врага, только фантом. Вы сами признаете, что Эрик ни при чем.
– Он живет, а Мария нет…
– Это был ее выбор – трагический, разрушительный. Но вы же подсознательно понимаете: он не виноват.
– Косвенно…
– Что косвенно? – прервала Яна князя. – Виноват, что не влюбился в ответ? А разве можно заставить себя влюбиться? Молчите? То-то же…
– Ладно, достаточно, я все понимаю. От того и бешусь. Дочери нет, род прервался, замок могут отобрать…
– Вы не можете нести ответственность за поступок двадцатипятилетней дочери. Вы должны продолжать жить.
– Еще скажи, родить другого наследника, – прервал ее Леон.
– Могли бы и родить. Новая жизнь – это всегда хорошо! Появление ребенка влило бы новую струю в вашу одинокую жизнь.
– Вы с ума сошли? – остолбенел Леон.
– Я совершенно серьезно! Знаете, сколько раз я возрождалась из пепла, словно птица Феникс? Всегда есть шанс. Особенно у вас, у мужчин. В любом возрасте.
– Жалко, у меня нет никаких продуктов, я бы сейчас приготовил вкусный ужин, и мы бы… – опять невпопад заговорил Леон.
– Не надо о грустном, – прервала князя Яна, – у меня это уже вошло в привычку.
– Что? – спросил Леон.