Марко растерянно хлопал глазами.
– Что же делать?
– Вот я и думаю, все не так просто, как кажется. Даже если я задержу Анзилотти, его адвокат разнесет наш полицейский участок в клочья. Нам придется объясняться…
– Я заплачу любые деньги, – сказал Марко.
– Дело не в этом. Мне этого Владимира даже на несколько часов задержать не за что, чтобы мы в это время успели еще раз, уже без него, осмотреть дом. Давить на сестру бесполезно – она больной человек, ее показания, даже если бы она и дала их, ничего бы не стоили. Я думаю, Марко, думаю… Ну что ж, давайте снова съездим к этому синьору, спросим у него о Надежде прямо в лицо. Может быть, он чем-то выдаст себя? Хотя вряд ли. Но попытка не пытка. Только не обессудьте, если он нас вообще не пустит на свою территорию. Владимир имеет на это полное право, мы и так злоупотребили его гостеприимством. – Джузеппе встал, поправляя кобуру и надевая фуражку.
После перенесенного кошмара Надежда пребывала в какой-то полудреме. Из этого состояния ее вывел звук лязгающих цепей и включившегося где-то механизма.
– О нет, – прошептала Мила и беззвучно заплакала.
Алла же, наоборот, вдруг начала дергаться и метаться, словно загнанный зверь. Надежда не сразу поняла, что происходит, а потом увидела, что цепи, которыми были прикованы к стенам руки двух пленниц, постепенно въезжают в камень, затаскивая за собой их руки. Надя остолбенела, затем кинулась на помощь Миле, пытаясь удержать ее руки в камере, но разве ей было совладать с адской машиной?
– Ты делаешь мне больно, отпусти, – прошептала Мила.
Она, как и Алла, оказалась вплотную прижатой к стене, а руки находились в другом помещении. «Профессор» мог делать с этими неподвижными конечностями что хотел.
«Так вот как он им делает внутривенные инъекции! – ужаснулась Надя. – Хитро, ничего не скажешь! Целая система».
Где-то за стеной раздался ненавистный голос Владимира:
– Вот они, мои рученьки, вот они, мои хорошие. Мои мышатки будут слушаться папу. Я не обижу своих девочек, вот так, вот совсем даже и не больно, смажем ваткой, все хорошо.
Надя смотрела в лицо подруги и готова была лопнуть от злости, что не может ничем ей помочь. Глаза Милы сразу закатились, она как-то обмякла, и, когда цепи поехали назад, она тут же повалилась на пол без сознания. Алла находилась в таком же состоянии.
– Мила! Мила! Очнись! Что с тобой?! – кричала Надя, хлопая ее по щекам. Девушка была словно мертвая. Дверь открылась, и в камеру вошел Владимир со шприцем в руках, который он уже не скрывал. Он недовольно посмотрел на Надю.
– Какая же ты шумная, шалава. Замотался я с утра, на цепь тебя не успел посадить, но ничего, сегодня же исправлю этот просчет и сделаю из тебя послушную девочку. Не кричи и не бойся! Твои подружки просто спят, обычно я колю им другое лекарство, но сейчас они должны спать, и все из-за тебя, курва. К нам опять едет полиция, все никак не успокоятся, видать, тебя ищут. Но я с ними поговорю, скажу, что тебя не видел, дам осмотреть дом, я же законопослушный гражданин. Могут осматривать территорию, парики я уничтожил. Понимаешь, дура, во что ввязалась? Никто ничего никогда не найдет. Вы тут пока поспите. Ну что, поняла? Может, дашься по-хорошему или мне придется повозиться?
«Вот почему они не кричали, не звали на помощь. Он всегда усыпляет своих пленниц, когда камеры наблюдения на подъезде к его дому сообщают, что к нему гости», – поняла Надя и с ненавистью посмотрела на Владимира.
– Тебе придется повозиться, садист.
– Ученый, – поправил ее Владимир вполне миролюбивым тоном, – вы служите великому открытию, мои мышки.
Он надвинулся на Надежду, так как времени на разговоры уже не было. Надя была физически очень слаба, но инстинкт самосохранения придал ей нечеловеческие силы, и она храбро вступила в схватку с этим монстром, сразу вцепившись в его руку со шприцем, так как экспериментов со своим мозгом, вызывающих галлюцинации или заставляющих заснуть за считаные секунды, Надя боялась больше всего. Владимир, по всей видимости, после урока, который преподал Надежде, был уверен, что она станет покладистее и уж тем более у нее не будет столько сил, чтобы сопротивляться.
– Ах ты дрянь! – шипел он, пытаясь всадить ей шприц. Надя же всеми силами не давала это сделать. Владимир понимал, что непрошеные гости сейчас будут здесь, дрогнул, а Надежда, улучив момент, вонзила острые зубы ему в руку.
– Ах ты… – закричал Владимир, непроизвольно забрасывая шприц с его содержимым в дальний угол. Он наотмашь ударил Надю по лицу, и она упала.
Владимир избил ее и начал судорожно искать шприц, но достать его вот так впопыхах не представлялось никакой возможности. Владимир только уколол палец и грязно выругался. Он вздрогнул, когда под окнами просигналила машина. Надежду этот гудок, наоборот, привел в чувство. Она открыла глаза и попыталась крикнуть: «Я здесь! Помогите!»
Большая ручища хозяина дома тут же закрыла ей рот.
– Ты что, курва? Смерти моей хочешь? Нет, так не пойдет… Мне после всего содеянного грозит пожизненный срок, а это почти то же самое, что испытываете вы. Нет, дорогуша, с вами я не хочу меняться местами. У меня обратного пути нет. Да что он там расстучался?! Иду я, иду! – Другой рукой с окровавленным пальцем он вытащил из кармана скотч и залепил Наде рот.
– Надеюсь, у тебя нет насморка? – усмехнулся Владимир. – Я слышал, что тебе подружка рассказывала, что я делаю со всей грядкой, если один овощ погибает. Так что окучивайте друг друга, девочки. Не умирай, Наденька, иначе эти двое тоже погибнут. Я слышу все ваши разговоры, у меня здесь «жучок» имеется. И знаю, что бояться мне нечего. Ты по своей глупости не сказала никому, куда направилась. Нас с тобой ночью никто не видел. Поди докажи…. Так что не расстраивайся, птичка, у меня тут идеальное место – пока еще никто не выпорхнул отсюда на свободу живым.
Владимир крепко связал скотчем руки Надежды за спиной, еще раз для порядка ткнул ее в живот ногой.
– Ну вот, курва, полежи пока так, нет у меня сейчас времени возвратить тебя к твоим чертям, но будь уверена, когда гости уедут, я займусь тобой. Давненько мне никто не доставлял таких хлопот, а я не люблю этого, так как привык жить одиноко и спокойно. Ты не была мне нужна, мне хватало твоей подружки, сама приволоклась, сама и терпи.
Надю можно было называть упрямой, а некоторые ее поступки бессмысленными и импульсивными, но она не была по своей натуре жертвой.
«Я буду бороться, пока в моем мозгу живет хоть одна мысль!» – решила Надежда.
Она бросила взгляд на своих беспомощных соседок и поняла, что на них рассчитывать нечего. Тело ее плохо слушалось, а о боли она старалась не думать. Надя подползла к окну и выглянула наружу. Во дворе, покрытом цементной пылью, стояли Марко, Джузеппе и Владимир с противной улыбочкой на лице.