– А дальше? – спросила Джульетта.
– А чего дальше? Я не догнал, превысил скорость, был остановлен сотрудниками… Несколько часов допроса… Затем все-таки разрешили один звонок, вот я и…
– И ты позвонил мне?! Спасибо! – поцеловала его в щеку Джулия.
– Я что-то только о тебе и вспомнил, – улыбнулся он.
– Смотрю я на них и нас, молодых, вспоминаю, – вздохнула Лариса, обнимая мужа за плечи.
– Я бы очень хотела прожить с любимым мужчиной так же долго, как вы с Глебом Николаевичем, – сказала Джулия.
– Так и будет! – заверила ее Лариса. – Вы просто созданы друг для друга!
– А она все сопротивляется, – пожаловался Мирослав.
– Значит, не доверяет, – сказал Глеб. – Причину в себе ищи. Эта девушка – алмаз! Огромная душа и всепоглощающий талант.
– Я это понял, – продолжал смотреть на нее Мирослав.
– Если их осудят, – вздохнула Лариса, – сделай доброе дело, посади их в одну камеру!
Джульетта подавилась кусочком колбасы.
Участники съемочной группы только что вернулись с похорон Данилы Иванова. У многих лица были заплаканными, а речь уже бессвязная.
Джульетта в черном платье с наспех зашитым разрезом сбоку, который обнажал фактически все бедро, и в черных туфлях-лодочках расположилась напротив режиссера, скрестив ноги. Ее светлые волосы были гладко зачесаны и собраны на затылке. Андрей Арнольдович все время курил. Джульетта молча смотрела на выпускаемый им дым причудливой формы. Наконец он выкинул сигарету.
– С тобой, Джули, можно поговорить?
– Я в порядке…
– Такой молодой! Такой красивый и талантливый!
– Это так…
– Ты видела, сколько народу пришло? Целая толпа! Даниле бы понравилось!
– Да уж… Он любил внимание к своей персоне и обожал тусовки, – тихо ответила Джульетта.
– Он любил жизнь! Я не понимаю… Сколько же надо было выпить, чтобы умереть? Данила был крепким парнем! Да, выпивал… Но кто не пьет? Многие и больше пьют…
– Он умер не от пьянства. Его отравили.
– Отравили? Господи, за что нам все это? Все… все развалилось… Кто это сделал?
– Я не знаю. Будет следствие… Продюсер на тебя не будет ругаться, отравили Данилу как раз в его ночном клубе.
– Да он и так не ругается. После встречи с тобой он вообще ни на что не ругается, а только радуется и считает, что ему крупно повезло, что он остался живым и на свободе, – криво улыбнулся режиссер и снова погрузился в воспоминания: – А какие поминки забацали! Шикарные.
– Согласна… – устало ответила она.
Поминки были в огромном павильоне прямо на съемочной площадке. Присутствовали примерно тысяча человек, закуски были от ресторана выездного обслуживания. В павильоне царил негромкий, скорбный гул. Еды и водки хватило на всех. На огромном раздвижном экране без конца шли фильмы с участием Данилы Иванова, где он представал молодым, веселым и красивым, любимцем женщин. Фильмы шли без звука, и это действовало очень угнетающе.
Люди в темных одеждах переговаривались, уныло стучали вилками и ложками о тарелки, поглощая тонны салатов, холодца и опрокидывая рюмки с водкой. Периодически кто-то произносил речь, посвященную Даниле, после чего то там, то здесь раздавались всхлипывания, рыдания и иногда даже хмурого вида мужчины выносили на руках потерявшую сознание девушку.
– Сколько у него поклонниц… Они так страдают, – отметил Андрей Арнольдович. – А я вот подумал…
– О чем? – вытащила из его пачки сигаретку и щелкнула зажигалкой Джулия.
– Что ты делаешь?! Ты же давно не куришь, – всполошился Андрей Арнольдович.
– Ничего… Я только одну, и сразу брошу. Так о чем ты подумал?
– Что тебе, наверное, очень плохо?
– Да, я очень переживаю, – выпустила сигаретный дым Джулия.
– Ведь ты была его единственной женой!
– Да, он больше не женился.
– Вы же любили друг друга!
– Это было давно, поверь мне, свое я уже отпереживала… Но это не умоляет моей печали по поводу кончины Данилы. Я и тебе очень сочувствую, развалился весь сериал…
– Да ничего… – махнул рукой Андрей Арнольдович. – Так все по-дурацки получилось… Вряд ли меня кто осудит.
– Это точно! – закашлялась Джулия.
– А у тебя как?
– С меня взяли подписку о невыезде. Парень, которому симпатизирую, тоже обвиняется черт знает в чем…
– В чем же?
– В том, что он ворует трупы с кладбища, – усмехнулась Джулия.
– Ого!
– Вот именно!
– Да… А я так хотел вернуть тебя в мир кино, и вот – не получилось…
– Ой, Андрей Арнольдович, меньше всего я переживаю об этом. Я же бросила кино по собственному желанию. Да и сейчас – не этот сериал, так другой. Прости, тебе неприятно об этом слышать. Но я не спешу принять новое предложение, я подожду, пока ты оклемаешься. Я буду сниматься у тебя, я вернусь к тебе, – взяла его за руку Джулия. Внезапно Андрей Арнольдович расплакался, как ребенок, бросившись ей на грудь.
– Спасибо тебе, Джульетта! Спасибо за все… Ты такая же добрая, как твоя мать. Я обязательно воспряну, и мы соберем команду!
Джульетта успокоила его, как могла.
А потом почти половина присутствующих на поминках внезапно поехали за город: решили погулять, «как любил Данила».
Джульетта, конечно, не хотела участвовать в этой вакханалии, но, узнав, что Андрей Арнольдович тоже собрался за город, поехала, чтобы проследить за ним.
И вот весь этот замечательный «бомонд» выехал на машинах и даже на ритуальных автобусах в Подмосковье.
А дальше началось… Джульетта, чтобы не смотреть на все круглыми глазами, решила тоже напиться и, откупорив бутылку дорогого шампанского, уже и не расставалась с ней.
Гуляли на огромной территории турбазы «Лесная даль». На нескольких гектарах соснового леса находились два больших здания еще с советских времен. Один из них с гербом на фасаде был административным корпусом, там была столовая. А в другом корпусе с дельфином с глуповатой улыбочкой на фасаде находился бассейн.
Людей разместили в деревянных коттеджах. Хотя коттеджи – это сильно сказано. Они, скорее, напоминали избушку Бабы Яги.
Условия проживания на этой турбазе оказались просто ужасными. Лес был совершенно запущен, за ним никто не ухаживал, многие деревья стояли с колючими и сухими ветками и изуродованными различными болезнями стволами. Не было асфальтированных дорожек, да если бы они и имелись, то давно бы вздулись и потрескались под напором выпирающих из-под земли корней. Торчали они тут везде. Дамочки на каблуках, напившиеся с горя на похоронах, стали падать тот тут, то там, словно неваляшки.