– «Путешествия Гулливера»?

– Гулливер! Вот как его звали! Ну что же, свидетельства о том, что «Гулливер» был закончен именно здесь, и что эти двое к тому же оставили здесь маленький народец, представляют собой прекрасный вклад в анналы Мальплаке. Прости, пожалуйста, мне нужно кое-что посмотреть.

Мария, болтая ногами, сидела на ящике из-под мыла и не спускала глаз с предполагаемой лиллипутки, опасаясь, что та попытается удрать, а старый джентльмен стягивал с полки одно первое издание за другим, покряхтывая, вздымая клубы пыли, но сохраняя в обращении с книгами ласковую нежность. Найденные сведения обманули его ожидания.

– Тут ясно сказано, что ни единый обитатель острова вывезен с него не был. Гулливер взял с собой «шесть живых коров и два быка и столько же овец с баранами». Одну овцу дорогою съела крыса, и еще одну корову с овцой он подарил капитану Джону Бидлю, который доставил его на родину. Хм-хм.

– Постой-ка, – поспешно прибавил он. – Тут говорится, что Гулливер покинул Блефуску на гребном боте 24 сентября 1701 года. Этот самый капитан Бидль подобрал его двадцать шестого под тридцатью градусами южной широты. Заметь, всего два дня спустя. Гулливер рассказал Бидлю свою историю и даже подарил в доказательство своей правдивости пару животных, а по возвращении в Англию Гулливеру удалось продать оставшийся скот за шестьсот фунтов!

– Поверь мне, – продолжал Профессор, снимая очки и тыкая ими в Марию, – в те дни шестьсот фунтов были шестьюстами фунтами. Помилуй, сама Стелла ухитрилась прожить с комфортом, достойным благородной особы, на капитал, превышающий эту сумму всего в два раза.

– Вот если бы ты, – прибавил Профессор, – была капитаном, который подобрал на известной широте подобного бедолагу, проплывшего на веслах всего два дня и имеющего при себе стадо скота стоимостью в шестьсот фунтов, настоящих старых фунтов, что бы ты сделала на его месте?

– Вернулась бы на эту широту и начала бы поиски.

– А потом?

– А потом привезла бы домой не шестерых животных, а гораздо больше. Господи, да я бы людей привезла!

Профессор с громким хлопком, – о чем он немедленно пожалел, – закрыл книгу, подошел, чтобы вернуть ее на место, к полке, и замер, задумавшись о чем-то своем.

– Так-то оно так, – сказала Мария, – но даже если это существо, эта, э-э, маленькая леди и происходит из Лиллипутии или Блефуску, я не вижу, чем это нам может помочь.

– Не видишь?

– Она же не ест ничего.

– Не ест?

– И ничего не делает.

Профессор сложил за спиною руки, пошаркал ногой по полу и грозно нахмурился.

– И мне с ней совсем не весело.

Услышав это, Профессор закусил бороду, выкатил глаза и гневно уставился на Марию. Затем глаза его вернулись на место, бороду он изо рта вынул, а гостью свою смерил надменным взглядом.

– А почему, интересно, она обязана тебя увеселять?

– Почему она обязана для тебя что-то делать?

– Почему она обязана есть?

– Она что – твоя собственность?

Мария нервно переплела пальцы, и старик, присев рядом с ней на ящик из-под мыла, взял ее за руку.

– Дорогая моя соседка, – сказал он, – я могу пообещать тебе только одно, а именно, – я не стану спрашивать, как бы тебе понравилось, если бы тебя завернули в носовой платок. Потому что я сознаю: речь идет не о тебе, завернутой в этот самый платок, а вот об этой особе. Но один совет я тебе все-таки дам. Как мы с тобой знаем, жизнь моя сложилась неудачно. Я не правлю людьми, я не обманываю их ради приобретения власти, не мошенничаю, чтобы сделать их достояние своим. Я говорю им: пожалуйста, вы можете свободно идти своей дорогой, а уж я, как сумею, постараюсь идти моей. Так вот, Мария, хоть это и не модный ныне образ мысли, – даже не сулящий успеха, я все-таки верю в одно: людей тиранить нельзя, нельзя пытаться возвеличить себя за счет их малости. Дорогая моя, в тебе-то, во всяком случае, величия и так предостаточно, тебе вовсе нет нужды помыкать другими, чтобы его доказать.

– Но я же не собиралась причинять ей никакого вреда! И помыкать я ей не хотела!

– Да, но не способна ли она причинить тебе вред? Задумайся на минуту о том, что может случиться. Допустим, ты сумеешь ее приручить, допустим, ты сможешь даже приручить всех остальных людей, живущих на острове Отдохновения. Нет сомнений в том, что их там немало. И какой бы доброй ты ни была, ты станешь тогда Важной Шишкой, а они – мелкой шушерой, не стоящей заглавной буквы. Они будут зависеть от тебя, ты – командовать ими. Они станут холопами, а ты – деспотом. Ты думаешь, и тебе, и им будет от этого лучше? Помоему, это обратит их в ничтожества, а тебя – в пугало.

– Да не собираюсь я их пугать!

– Нет?

– Я бы им помочь постаралась.

– Да, но знаешь, – Бог помогает тому, кто сам себе помогает.

Мария вытащила драный носовой платок, и начала скручивать его, рискуя обратить в клочья.

– Так что же мне делать?

Профессор с трудом поднялся, подошел к затянутому паутиной окну и замер, глядя сквозь стекло.

– Не мне тебе указывать.

– А что бы ты сделал, Профессор?

– Я бы отвез ее на остров и отпустил подобру-поздорову.

– И не встречался бы больше с ее народом?

– И больше бы не встречался.

– Профессор, – сказал Мария, – я же могу помочь им, если мы иногда будем встречаться. Я могла бы для них что-нибудь делать. Я копать умею.

– Это ни к чему. Копать они должны сами.

– Мне же совсем некого любить.

Он повернулся к ней и надел очки.

– Если они тебя любят, – сказал он, – тогда все в порядке. Тогда и тебе их можно любить. Но неужели ты думаешь, Мария, что сумеешь заставить их полюбить тебя такой, какая ты есть, хватая их и заворачивая в грязные носовые платки?

Глава V

Мария подгребала на ялике к острову и сердце ее сжималось. Доплыв до цели, она привязала ялик к лиственнице и вынула из кармана узелок, испытывая потребность уронить совершенно непиратскую слезу. Она поставила пленницу на древесный ствол.

Маленькая лиллипутская дама несколько мгновений простояла, прижимая к себе младенца. Пережитое приключение измяло и изжевало ее наряд. Волосы ее растрепались, мысли явно пришли в беспорядок. Однако, сообразив, в каком направлении ей следует двигаться, дама совершила поступок, который стоил немалого. Она присела перед Марией в реверансе. Впрочем, сразу же и испортила впечатление, развернувшись и припустившись бежать во всю прыть.

Наша героиня, чувствуя себя безутешной, обогнула на ялике остров, заметив при этом, что пробитая ею тропа заделана. Кто-то подтянул колючие плети на прежние их места и сплел вместе, образовав сплошной заслон.