Хомут да любовь | Страница: 13

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Пока размораживалось мясо, Бос сидел перед Ксенией и преданно смотрел ей в глаза – ждал. А она боялась пропустить хоть одно слово, которое доносилось из прихожей.

– Куда вы меня тащите?! – кричала прекрасная незнакомка. – Я вовсе не собираюсь уходить!! Да я!.. Я сюда еле прорвалась!! Помогите!!! Ничего!! Я еще вернусь!! Эдик! Слышишь, как стучит мое влюбленное сердце?! Да отпустите меня!! Орленок, орленок!!! Взлети выше солнца!!!

Ксения только фыркнула и загремела посудой – Босу надо было выделить миску. Маленькая глубокая пиала показалась подходящей, и девушка плюхнула туда мясо.

– Ешь!

Бос довольно зачавкал и даже не вошедшего хозяина внимания не обратил.

– Значит, так, Ксения, – строго заговорил Соболь. – Урок первый! Никого ко мне не пускать! Кого надо, я предупрежу, понятно?

– Понятно, – торопливо кивнула Ксения. – Но... она же сказала, что коллега!

– Я повторяю – если что, я тебя сам предупрежу. Или... ты знаешь мой телефон. Мне вот такие спектакли на ночь глядя совсем не по душе. Не люблю я пошлятину на дому.

– Я вот тоже... – тихо поддакивала Ксения. – В гостях оно куда лучше, правда же... То есть я совсем не то... Я поняла! Ну что вы на меня так смотрите? Говорю же – поняла!

– Ох уж эти мне провинциалы! – шутливо покачал головой Соболь.

– А сам-то! – не выдержала Ксения и торопливо прикрыла рот ладошкой.

– И еще! Говорил же – не выкать! Больше повторять не буду, ясно?

Она даже отвечать ничего не стала, только качала головой, как дрессированный слон, и пялила глаза в пол.

– Ну и славно, – наконец успокоился Эдвард. – А теперь – ужинать!

Ксения торопливо принялась выставлять на стол тарелки. От плиты поплыл вкусный запах, и лицо Соболя стало медленно разглаживаться.

По мере того как опустошалась посуда, взгляд Соболя становился все внимательней. К десерту он буквально не сводил глаз с фигуры Ксении.

«Ну слава богу, – мысленно вздохнула Ксения. – Наконец и меня заметили! А то кручусь тут, верчусь, а никто и не видит, как микроб какой-то!» И она даже попыталась плавно изогнуть стан и выпрямить спину.

– Я вот все смотрю на тебя... – растягивая слова, проговорил Соболь. – Ты такая...

– Ну? – блеснула глазами Ксения. – И какая я?

– Н-не знаю... – пожал могучими плечами он. – Ну... вот скажи – что ты на себя напялила, а? Сейчас же такие джинсы никто не носит!

Ксению будто кипятком ошпарили! Гад! Она вообще-то надеялась услышать... Да ни на что она не надеялась!

– И майка какая-то... – продолжал Соболь. – Ты же де-е-евушка!

– Я, между прочим, не девушка, а... а свободный художник!! А они... они всегда одеваются, как... как хотят!!

– Ну не скажи... – помотал башкой мерзкий Соболь. – У меня есть знакомые художники, так я тебе скажу... Нет, ну чего ты злишься-то? Мне же надо тебя в люди выводить, а куда тебя выведешь в такой красоте? Значит, так, носом не сопи, завтра... нет, завтра не получится, а вот послезавтра я выберусь пораньше, и мы поедем в магазин. Надо тебя приодеть. Ну ведь нельзя ж в такой-то хламиде...

Ксения обиженно поджала губы, хотя идея с магазинами ей понравилась.

– Да, а за ужин спасибо. – Эдвард поднялся из-за стола. – Только мне соли нужно побольше. И перца.

– Соль – белая смерть! – заученно брякнула Ксюша.

– Да мне все равно, какого она цвета! – фыркнул Соболь и широкими шагами направился к себе.

И уже через минуту Ксения услышала, как в своей комнате он разговаривал по телефону – что-то кому-то диктовал, доказывал, кого-то распекал... Ксюша подошла к двери, за которой гремел его голос, и, тихонько погладив косяк, улыбнулась. Да, он такой, этот Соболь, и дела не отпускают его даже дома. И кто знает, может, наступит время, когда она смело распахнет эту дверь, подойдет к нему, обнимет за шею и нежно произнесет:

– Милый, ты совсем себя не жалеешь, брось телефон, отдохни, дела подождут...

Ксения уже неделю работала у Соболя, научилась обращаться с посудомоечной машиной, лихо заводила электромясорубку, перестала «выкать» и красивым голосом отвечала по телефону: И ее кисть быстро летала по холсту, делая наброски.

– Эдварда Антоновича нет, будет поздно. А кто его спрашивает? Он вам перезвонит.

Она за неделю уяснила, что следует носить дома, а во что наряжаться в магазин. А больше ей и ходить-то было некуда. Кузьма, видимо, сразив наповал чье-то доверчивое девичье сердце, собрал чемоданы и спешно выехал, честно предупредив Соболя:

– Эд, ты ж понимаешь, и рад бы остаться, но... бизнес, будь он неладен. Но я еще вернусь! – И, затуманившись лицом, добавил: – Отчего-то никак не могу найти свою единственную...

Эд был не против и проводил друга долгим радостным взглядом.

– А ты не скачи блохой, – напутствовал он напоследок. – Держись. И главное – не торопись уходить-то, торопиться не надо...

И все у Ксении налаживалось – работа не тяготила, а по вечерам, когда все дела были переделаны, она садилась к мольберту и брала краски.

Ксюша писала картину, которую сначала назвала «Клуб любителей пива». Хиленькое название, но хорошо подходило к сюжету: она изображала Соболя в обнимку с Босом, обставленных баночками пива. Но Эдвард, завидев ее творение, вдруг хмыкнул:

– Во! Я так свой день рождения отмечал! Только я, Бос и пиво!

И полотно тут же было переименовано в «День рождения Боса». Пусть там думают – у кого праздник. Картина получалась живая, вызывала умиление и улыбку, но дописать ее никак не получалось. Потому что если Боса получалось поймать позирующим – пес мог спать на одном месте часами, то с Соболем были сплошные проблемы – никак Эдвард не мог выкроить времени!

Он теперь работал над серьезным проектом, который был вплотную связан с родным городом Ксении и самого Соболя. Там отгрохали здоровенный спортивный комплекс, намечалось его открытие, и, как ожидалось, съехаться на него должны были самые известные люди. Соболь же являлся организатором очередного спортивного турнира, и вся подготовка требовала от него серьезной работы. Приходил домой он поздно, сильно уставшим и едва доползал до кровати. Даже ужинать не всегда оставались силы, какие уж тут картины. Приходилось писать его по памяти. И если что-то не получалось, Ксения, плюнув на ложный стыд, открывала его комнату и смотрела на изгиб бровей, на волну волос или на тонкую линию губ.

– Еще раз ворвешься – выпорю, – не открывая глаз, неизменно стращал он.

– Спи, не отвлекайся, – сурово рявкала она. – Тебе завтра вставать чуть свет...

В этот день Соболь пришел рано, еще не было пяти часов. Ксения едва успела пройтись шваброй по полам. – В ванной комнате, на полке, – фыркал Соболь и миролюбиво ворчал: – И вообще кто у нас убирается, ты или я?! Ничего не знает... Бос, ты бы хоть приглядывал за ней, чем она тут занимается? Заставляй. Прямо вот так ходи и кусай ее за пятки. Ну надо же – фен она потеряла!