– При чем здесь весло? Не понимаю твоего этого… тонкого английского юмора, – проворчала Глаша, вытаскивая из-за печки ведро. Он ее раздражал все больше. – И чего ты в ботинках ввалился? Хлев тут тебе, что ли? Видишь, я уже успела разуться!
– Так холодно ж еще, ноги мерзнут! Ты-то, вон, сланцы напялила, а мне в чем ходить?
Глаша и в самом деле сунула ноги в летние сланцы и уже не оставляла на ковре снежных следов, а за обувью Ангарова все еще тянулись белые дорожки. Глаша взяла веник и с силой принялась долбить им по ботинкам Ангарова.
– Да уж, лучше по ботам, – одобрительно кивал тот, подставляя то одну, то другую ногу. – А то у меня такое чувство, что тебе этим веником прямо так и хочется мне по морде, по морде! А ведь только чайку попросил…
Пока Глаша что-то бурчала в ответ, Ангаров вдруг насторожился, вытянулся струной, подскочил к окну, а потом метнулся к Глаше, схватил ее за руку и потащил к выходу.
– Сдуре-ел!!! – завизжала Глафира и задохнулась – ее рот крепко зажала ладонь Ангарова.
Он забежал за угол дома, прижал к себе Глашу и замер. В это время она и сама уже услышала урчание машины, потом хлопнула дверца и раздались чужие мужские голоса. И, судя по голосам, мужчин было никак не меньше трех… или четырех… И все эти голоса направлялись к дому. Глаше стало страшно. Она слышала, как колотится сердце Ангарова, чувствовала, как напружинился каждый его нерв, и по ее телу медленно пополз холод. Хотя еще бы он не пополз! Ангаров-то выскочил в ботинках. А она… ох, еще и сланец один, пока бежали, с ноги свалился.
– Тише… тише… только молчи, – еле слышным, тревожным шепотом проговорил ей Вадим прямо в затылок. – Ничего не бойся, сейчас я рвану – и ты за мной… к нашей машине. Только беги изо всех сил, ясно?
Глаша молча кивала. Она поняла далеко не все. Она вообще ничего не поняла, кроме того, что им угрожает очень серьезная опасность. Поэтому Глаша, боясь не поспеть за прытким Ангаровым, и второй сланец скинула – чтобы не подвел, чтоб не растянуться в самый последний момент…
Долго бояться было некогда. Ангаров дернул ее за руку, и она слепо понеслась за ним к спасительной машине. Как она открыла дверцу, Глаша и не помнит, потому что влетела в салон пулей. А рядом уже сидел Ангаров, который почему-то не торопился нажимать на педаль газа. Машина осторожно попятилась, послышался глухой удар, Глаша дернулась – их бычок-джип столкнул ту самую недавно гнавшуюся за ними грязную иномарку в кювет. И только потом Вадим вдавил педаль в пол. Мелькнули фигуры мужчин, выбегающих из дома, и через несколько минут Димкина дача осталась далеко позади. А Ангаров скорости не сбавлял.
Глашу колотило.
– Испугалась? – тепло взглянул на нее Ангаров.
– Это кто? – стуча зубами, спросила она.
– Это… наши маленькие друзья. Я тебе про них рассказывал, – вздохнул Вадим и, посмотрев на Глашу, усмехнулся. – Ну все, успокаивайся, сейчас приедем. Я тебя в обиду не дам, сам буду обижать.
– Ладно, – согласилась Глаша, мало что соображая.
Они все никак не выезжали на центральную дорогу – Вадим долго колесил по проселочным дорогам. Он явно не торопился в город. А вскоре завернул в какую-то небольшую деревушку и подкатил к крайнему дому. Оттуда, заслышав шум машины, тут же выбежал седой мужчина.
– Здесь можешь не бояться, свои, – подмигнул Глаше Ангаров и, распахнув дверцу, спокойно шагнул в снег.
Глаша на минутку задержалась: это что ж ей, так и ходить остаток зимы босиком? Ладно, без дубленки, она в теплом свитере, а ноги? Но даже пожаловаться было некому, Ангаров уже поднимался по высокому крыльцу. Глаша зажмурилась и прыгнула. Босые ноги ошпарило морозом, будто огнем, и она понеслась к дому изо всех сил.
– О-о-о!!! – завидев ее, вытаращил глаза седой мужик. – Быстро на печку! Быстро!
И не успела она сказать хотя бы слово, как он ее подхватил, точно маленькую девочку, и посадил на невысокую, какую-то мудреную печь. Таких печей Глаша не видела – ее стена вычурно изгибалась, разделяя дом на две половины, а верхняя часть, где Глаша и сидела, находилась не под потолком, как обычно, а всего в полутора метрах от пола. С такого места оказалось удобно разглядывать всю комнату. И Глаша увидела, что, кроме этого седого мужичка, в доме находилась еще и статная, интересная женщина с прямой спиной и гордой осанкой. Женщина уже крутилась на кухне, что-то вытаскивала из холодильника и ставила на стол.
– Чего ж ты, Вадим, девчонку-то босиком таскаешь? Да еще раздетую совсем? – с укором спросил мужчина и качнул головой. – Ну ладно, сейчас разогреем.
Ангаров только сейчас увидел окоченевшие ноги Глаши. А на то, что она раздетая, он как-то и внимания не обратил, потому что и сам был только в пуловере. Вадим стащил мокрые тряпки, в которые превратились Глашины носки, взял в свои теплые руки ее ступни и, не обращая внимания на снующих хозяев, стал согревать ее ноги своим дыханием. Глашу мгновенно прошиб пот, все тело обдало жаром, и она интуитивно подтянула ноги к себе.
– Тише, тише, девочка, – незнакомым взглядом посмотрел на нее Ангаров. – Сейчас согреешься…
Она хотела вякнуть, что уже согрелась! Что… вообще, не надо ноги-то трогать! И неудобно – люди же смотрят! Хотела сказать, но во рту пересохло, и язык предательски прилип к гортани.
А люди и в самом деле смотрели. Глаша стыдливо опустила голову и вдруг заметила, как у этой статной женщины задрожал подборок, а потом она и вовсе быстро отвернулась и мазнула рукой по глазам. Плачет? Но почему? Неужели ревнует? Так Ангаров ей в сыновья годится. Странная женщина. Да и дом не совсем обычный. С одной стороны – явно деревенская постройка, никаких тебе навороченных этажей, в доме просторно, но без излишеств. С другой – вся обстановка говорит о том, что люди прожили совсем не в стороне от шумного города.
– Согрелась? – спросил у Вадима мужчина. – Ну тогда давай ее кормить.
– Меня не надо кормить, – осипшим от волнения голосом проговорила Глаша. – Меня надо… домой.
– Да, а еще нам надо машину, кровать и водки, – спокойно заявил Вадим.
– Вадик, давайте сначала к столу, у меня все готово, – подошла женщина и протянула Глаше шерстяные носки. – Надевайте, девочка, они теплые. Меня зовут Елизавета Максимовна, а вас как?
– Меня… меня зовут…
– Глашей ее зовут, – пояснил Ангаров. – Глафирой уродилась, Глафира и есть. Слезай, пойдем есть. А то я тебя с обедом… прокатил…
– Садись, Глаша, за столом отогреешься, – светло улыбнулась женщина.
Глаша спрыгнула ему прямо в руки. И он как-то совсем просто прижал ее к себе, деловито ткнулся губами в лоб и сообщил всем:
– Отогрелась, и температуры нет. Жить будет.
Глаша с ненавистью сверкнула на него глазами – ей-то чуть было не поверилось, что у него… как их… чувства возникли! Ветеринар!
– Юра, ты угощай гостей, а я им пока постель приготовлю, – проворковала Елизавета Максимовна и удалилась. А хозяин потер руки и кивнул в ее сторону: