– Но… нас же ждут… – мямлила Василиса.
– Знаешь, подруга, с твоей мокрой за… загадочной фигурой нам лучше отсидеться у Татьяны. Если ты, Танечка, конечно, не против.
Татьяна оказалась гостеприимной и приютила подруг на долгих три часа. Все это время Люся упрямо болтала с девушкой про «Клеопатру». Однако ничего конкретного про хозяйку та сказать не могла – просто не знала. Про других девушек тоже, потому как подругами они никогда не являлись – у каждой была своя личная жизнь, и никто друг к другу в эту самую жизнь не вклинивался. Зато Татьяна Рябова прилежно нарисовала на листочке, как найти дом Юльки, Даши и даже Розы, девушки, которая тоже пострадала, на ее взгляд, исключительно от змеиного яда.
Уже прощаясь, Рябова напомнила:
– А деньги-то?
– Ах ты! Чуть не забыла! – полезла в кошелек Люся и вытащила тысячу. – Отдавать не надо. Вот, на первое время хватит, а там, может, устроишься куда-нибудь…
– К вам, например, да? – радостно блеснула глазами девчонка.
– Ну… мне сначала надо все как следует разузнать, чтобы у всех вас была безупречная репутация.
Рябова тут же вытянулась по стойке «смирно» и чуть было не отдала честь, вероятно, решив, что так ее репутация лучше просматривается.
Домой подруги возвратились уже вечером. Никакого поклонника на улице не наблюдалось, конечно, и в помине, и от этого Василиса буквально ела подругу поедом.
– Люся! Ты мне скажи, что это еще за баловство с деньгами? – щурила она глаза в праведном гневе. – Откуда ты их вообще взяла – целую тысячу?
– Так это же ты себе откладывала на пряжу, – невинно заморгала глазами Люся. – А я подумала – Татьяне сейчас деньги нужнее. И потом, Васенька, ну ты сама посуди – девчонки тебе и стрижку, и краску, и маникюр сделали. Ты не считала, во сколько это обошлось? Не жмись. Ты вообще в последнее время себя постыдно ведешь.
– Ну как же! Как только я про деньги, ты про стыд… И ничего я еще стыдного не успела!
– Стыдно, Вася. Ну как же ты с этим льдом-то… Прямо неловко за тебя, честное слово! А все тот «поклонник», мозги тебе закрутил! И ты тоже хороша! Что ж ты, как мужика увидишь, так у тебя мозги… прямо как тот лед, – тают, а? Ну, нельзя же так…
– Так я еще и дура? – не выдержала Василиса. – Сама меня усадила в какую-то чашку стеклянную, а я дура, да? А если бы там ножи-вилки лежали? Ты готова меня прямо-таки на шампур бросить, на кол готова посадить… И вовсе я не из-за мужика! Он мне и не понравился вовсе. У меня таких-то, как он, о-го-го… Вдруг он вообще преступник… Мы вот с тобой опять куда-то влипли, так, может быть, за нами уже слежка по всем правилам?
Люся даже обиделась.
– Чего это, Вася, сразу и преступник? Мы, между прочим, еще и не начали как следует над делом работать. За что же за нами следить? А мне он показался очень даже ничего, и главное – тебе по росту подходит. А смотрел-то как…
Василиса стала медленно успокаиваться.
Даже пару раз она пыталась извернуться и рассмотреть раны на седалище, но никаких повреждений вовсе не было. И все же она не упустила случая в изнеможении прилечь на кровать и слабеющим голосом попросить:
– Люся, что-то мне нехорошо… Ты бы принесла мне мандарин.
– Вася, побойся бога! За ними ведь еще в магазин бежать надо! А у нас денег нет. Да и подумать надо, что там такое в парикмахерской-то творится. И ведь все всё видели, со змейкой этой, от страха тряслись, и ни одна не задумалась – а кому бы могла так насолить замечательная вроде женщина Анна Петровна? Может, у нее враги имелись? А может, кто из клиентов чем недоволен был жутко? Все нам с тобой приходится… Вот что-то такое крутится у меня в мозгу… Надо, пожалуй, собранную информацию в тетрадочку записать.
– А может, все-таки в магазин? За мандаринами?
– А честь родной милиции? А Пашка – наполовину уволенный из-за своей лени? А ты – почти пойманная по подозрению в убийстве? В убийстве! И вообще – кто город-то защитит?
Вероятно, Василиса решила, что, кроме них, некому, потому что сразу горестно замолчала и наморщила лоб – принялась думать.
– Вот ведь какая картина получается, – начала Люся. – Мы приходим в «Клеопатру»…
– Нет, – перебила ее Василиса. – С самого начала давай. Кто-то пришел в милицию и попросил помощи.
– Откуда ты знаешь? – удивилась Люся. – Пашка же ничего такого не говорил, что приходили, помощи просили.
Василиса успевала кормить кота, гладить Малыша, массажировать свои потерпевшие органы и возмущаться:
– Ну а с чего мы с тобой в это дело ввязались-то? Вспомни! Пашка не хотел за него браться. А дело заводится, если человек сам пришел, заявление написал. По телефонному звонку какой дурак станет работать?
– Так, может, Пашка и не стал поэтому? Я ведь почему сопротивляюсь: если позвонили – это один разговор, а если приходили, тут совсем иной подход требуется.
– К кому?
– К тому, кто приходил! И как-то к Пашке надо подобраться – спросить, как выглядел тот прихожанин. Но ведь Пашка не скажет! Вот и надо все продумать. – У Люси уже загорелись глаза. – В самом деле, как же Пашку осторожненько расспросить, кто в милицию приходил?
– Ага… расспросишь его осторожненько. Он тебе ответит… Но подумать над этим стоит. Идем дальше. Я прихожу в парикмахерскую… заметь – ничего подозрительного не наблюдаю, девчонки говорят только о предстоящем юбилее. Ну, я и хватаюсь за этот юбилей как за соломинку. Я уже, честно говоря, думала, что дело у нас в кармане. Всего и мудрости – напоить гостей и побеседовать с ними по-умному.
– А преступник еще умнее оказался, – невесело хмыкнула Люся. – Нет, Вася, надо всех девчонок расспросить, может, кто-то из них слышал угрозы в адрес потерпевшей, может, скандалил кто с Анной Петровной… Должны были девчонки что-то слышать… Или это кто-то из них с хозяйкой расправился, потому что о том, что она будет в это время в парикмахерской, никто, кроме них, не знал.
– Вот уж секрет! – не согласилась Василиса. – Да она всегда деньги приходила забирать в одно и то же время. И потом, она сама могла сказать домашним, друзьям или я не знаю кому: так, мол, и так, я в шесть в «Клеопатру» иду, надо деньги взять, себя в порядок привести, маникюрчик…
– Не увлекайся, я поняла. Слушай, Вася, а ведь маникюр она и в самом деле могла накануне делать. В день юбилея у нее наверняка времени на это не нашлось бы, – вдруг сообразила Люся.
– Тогда что получается? – насторожилась Василиса. – Тогда получается, что последний, кто видел потерпевшую, – Юлька.
– Завтра же с утра к Юле Бусиной! И все по тому же сценарию!
– И еще… Люся, я вот все время думаю… А зачем убийце надо было еще и змею вкладывать в руку Анны Петровны?
– Не иначе как убийца этим что-то сказать хотел. Только вот что? Если учесть, что змея – символ мудрости… При чем здесь мудрость? – наморщила лоб Люся.