Саша подошла к своим.
– Ну наконец-то! – воскликнула Оля. Она раскраснелась, видимо, только что танцевала.
– Александра Михайловна! Вы нас игнорируете до неприличия! – поддержала подругу Валерия, она, вероятно, тоже не сидела, но ее аристократическая бледность не допускала красноты. – Вы сегодня как в шапке-невидимке, вроде и здесь, а вроде и нет.
– Оля, Валера, Андрей, Григ, большое спасибо вам за ребят! Вы такие молодцы! – Санька вертелась юлой. Подошел и Сергей. Вечер продолжался до полуночи, а после гости и хозяева стали шумно расходиться. Друзья остановились возле машины Сергея. Подошли Даша с Брутичем.
– Дорогие друзья! – напыщенно начал Лев Павлович. – Завтра в десять тридцать намечен переезд нашей молодой сотрудницы на новую квартиру. Адрес узнаете по мере перетаскивания мебели. Там и отметим небольшое новоселье. Дополнения, замечания есть?
– Есть! – мгновенно отреагировала Лерка. – Почему так рано? Давайте в двенадцать.
– Валерии батьковне персонально позволительно подойти к двенадцати, – Брутич был счастлив и многословен. Перебрасываясь шутками, все расселись по своим машинам.
Женька пришел домой со школьного вечера и упал на диван. В квартире стояла тишина. А еще совсем недавно этот дом был наполнен жизнью. Мать суетилась на кухне, Женька рычал на Танюху из-за того, что та вечно врубает музыку. Таня в свою очередь, подкалывала брата его любовными похождениями. И чего ссорились, чего делили? Все это в прошлом. Как-то покатилось все наперекосяк со смерти отца. Женька тогда был обормот из обормотов. После девятого школу бросил, бегал с парнями, девчонками, бывало, и домой не всегда приходил ночевать, пьянки-гулянки. Правда, к отцу на работу ходил исправно, тот, еще когда принимал сына к себе, предупреждал строго, что халатности не потерпит. А потом – все! В армию не забрали только потому, что мать в больнице лежала, Татьяна училась, и Женька остался единственным кормильцем. А уже когда сюда переехали, от Танюхиных дружков подальше, решил школу закончить, в вечернюю подался. Расписание в школе удобное – можешь время для учебы выбирать в течение дня или вечера. Он выбрал группу, где ребята больше подходили по возрасту. Там и Дашу встретил. Хмурой и неприветливой она ему показалась в первый раз. Это Женька потом всю подноготную узнал. Узнал и прикипел. Радовался, когда девчонка понемногу с ним оттаивать начала. Видел, что секреты свои доверяет, про сынишку рассказывает. Да, видимо, напридумывал лишнего, планов понастроил. А вышло все не так. Любил он Дашу, чего там. Может, потому так хотелось думать, что и она к нему то же самое чувствует. Но сегодня он сам понял, что ошибался. Даша любит, да только не его, не Женьку. Она ведь светилась вся, каждый взгляд ловила этого своего Льва, а какая тихая и покорная, Женька и не знал ее такой. Парень замотал головой. Что ж, Брутич нормальный мужик, правда, ей девятнадцать, а ему за тридцать, да кто теперь на это смотрит. Надо бы порадоваться за девчонку, наконец-то встретила хорошего человека, сейчас хоть жить сможет по-человечески, не будет голыми ногами перед сытыми харями дрыгать. Порадоваться надо, да только с каждым днем все горше! И правда говорят: беда одна не ходит. Уж, кажется, столько несчастья выпало на Женькину голову, так нет! Еще не все! Любимого человека в такую неприятность втянул!
Женька осмотрел свою комнату. Скоро он сдаст квартиру в аренду, а сам уедет к себе на родину, в Подмосковье. Не потому, что зовут родные края, нет, не зовут, да только отсюда гонят!
В дверь долго назойливо звонили. Кому еще не спится в такое-то время!
Парень нехотя поплелся открывать. На пороге стоял взъерошенный Севка, позади него маячила щуплая фигурка.
– Мы к тебе, на ночь пустишь? – зашел Ильченко, пропуская четырнадцатилетнего братишку.
– О чем разговор, конечно, пущу. Проходите на кухню, поедим чего-нибудь, а то мне одному не хочется. – Женька бессовестно врал, но появление братьев означало, что дома опять люди.
– Спасибо, Жень, я не буду, если вот только его покормить. – Севка провел брата в ванную. Женька достал банку тушенки и поставил на плиту кастрюлю для макарон.
– Чего там у вас, опять шум?
– Ой, не говори! Домой ну хоть не заходи. Пришел – у матери батюшка с пьяного угару зуб вынес, все в кровище, оба от водки себя не помнят, целая батарея какой-то сивухи, за столом все местное бичивье. – Севка устало мотнул головой. – Отец на мать кинулся, а этот дурак малолетний полез разнимать, и ему досталось, а эти алкаши вонючие еще жучат, дескать, щенок, на отца кидается, дай ему, кореш, как надо, чтоб встать не мог. А кореш и рад стараться, пацана чуть не замочил до инвалидности. Я когда пришел, всех этих «педагогов», мать их… вместе с батюшкой на хрен по стенам размазал. Батя в отключке, компанию эту с лестницы поспускал, так мать на меня же с бутылкой кинулась – кормильца искалечил! – Севка непрерывно курил, рука с сигаретой дрожала. – Хрен с ним, со мной, я привык, но пацан из интерната приходит один раз в неделю, и то умудряются бойню устроить!
Из ванной вышел Антон и робко топтался, стесняясь пройти в кухню. Мальчишка был невысокого роста, худенький, светловолосый, с испуганным взглядом, совсем не похожий на Севку. Тот встал и принялся рассматривать лицо братишки.
– Вот сволочь! Бровь парню рассек, – обнял мальчишку за плечи, – пойдем-ка, я сам тебя умою, а то у тебя шея, как кирзовый сапог.
– Сев, ты его всего в ванну закинь, чего парня по кускам мочалить.
– Точно, давай, Антоха, живо раздевайся и весь залазь. У-у, в такой ванне и мыться приятно. Учись у хозяина, видишь, Женька хоть и мужик, а мыло себе выбирает, как изысканная дама. – Севка, смеясь, намыливал Антона, с заботливой осторожностью щадя синяки и ссадины, доставшиеся парню от родного отца. Женька понаблюдал за братьями и пошел стелить в спальне чистое белье. Вот ведь тоже судьба у парней – и отец, и мать живы, здоровы, а из-за водки рехнулись совсем.
Из ванной вышли мокрый Севка и Антон, завернутый в полотенце. Женька протянул мальчишке махровый Татьянин халат.
– Надень, он чистый, ничего, что девчачий, тебя сейчас никто не видит, и за стол садись.
Старший Ильченко еще хлюпался в ванной, споласкивая носочки и трусики брата. Антон быстро наелся, разрумянился, веки его стали тяжелеть, хотя он стойко боролся со сном.
– Пошли, герой. – Женька уложил парня в чистую постель, поправил одеяло и смешно сморщил нос. – Спокойной ночи.
Севка уже возился с посудой, Женька налил себе и другу по здоровой кружке крепкого чая.
– Антон в каком классе?
– В восьмом, – Ильченко опять закурил и нахмурился. – Знаешь, Жень, если отец еще раз парня тронет, я его убью, зашибу насмерть.
– Брось. Кому этим лучше сделаешь? Ты сядешь, мать такого же хмыря притащит, а у Антошки вообще никого не останется. Переходите ко мне с Антоном да живите спокойно. Я все равно уезжаю.
– Какое там «все равно»! Тебе знаешь сколько могут отвалить за аренду, а мне не по карману.