– Ох ты, горе какое…
Теперь растерялась и Олимпиада Петровна. Только парень ничего не замечал.
– Еще бы не горе, она же за последний месяц так и не заплатила, – обиженно вздохнул он. Потом сообразил, что ведет себя некрасиво, и засуетился. – Вообще-то девушка очень славная была. А вы сходите к ней домой, разузнайте подробности…
– Адрес продиктуйте, пожалуйста, – шмыгнула носом Олимпиада Петровна и полезла в сумочку за платочком.
Паренек оторопел.
– Так вы же… знакомые? Или нет?
Олимпиада Петровна попала впросак. Она даже бойко двинулась на выход – когда дело запахло смертью, и детективный пыл угасал стремительно и недостойно.
– Знакомые! Но мы с ней в автобусе познакомились, – нашелся Дуся. – Так что диктуйте адрес.
– А… а у меня нет…
– Есть. Вы же принимаете людей со всякими анкетами, знаю я вас.
– Нет, мы можем и без анкет, просто заплатите и ходите. Кстати, вы же хотели учиться кройке, я правильно понял?
– Хотел, – гудел Дуся. – А теперь больше не хочу. Сейчас мне интересно знать адрес моей несчастной знакомой. Давайте, смотрите там, где у вас записано?
Парень, наконец, открыл двери, прошел в небольшую комнату и стал рыться в шкафу.
– Вы понимаете, мы можем не обладать достоверной информацией, что нам говорят, то мы и пишем, но если…
– Давайте что есть.
Паренек вытащил замусоленную тетрадку и быстро продиктовал адрес:
– Попова Дина проживает… сейчас скажу… Ага, вот, улица Романтиков, семь, квартира один, вас устроит?
– А больше у вас ничего не записано? – на всякий случай спросил Дуся.
– Записано. Вот – заплатила в прошлом месяце, а в этом еще не отдавала. Прямо и не знаю, что с оплатой-то делать… – снова загрустил педагог. – Слушайте! А может, вы заплатите? А чего, вы же знакомые?
– Хорошо… – лягушкой надулся Дуся. – Сколько надо за месяц?
– Да всего-то полторы тысячи! Сущие пустяки! И в самом деле, мне какая разница, от кого деньги получать, правда же?
– Конечно! – в тон ему радостно проговорил Дуся. – Конечно, сама покойница не может деньги принести, занята – похороны у нее, а мы за милую душу! Только вы сначала от вашего профсоюза на венок девчонке выделите тысячи две.
– С… Сколько? – выпучил глаза парень.
– Да всего-то две! Сущие пустяки! Вы же знаете, по похоронным расценкам, это крохи! А я вам тут же отсчитаю полторы за дальнейшее обучение Дины Поповой!
Парень демонстративно уставился на ворону в окне и дальше разговор поддерживать не хотел, обиделся. А Дуся и не настаивал. Он выскочил за двери и теперь величаво вышагивал рядом с маменькой.
– Дуся, ты знаешь, я заболела, – проблеяла маменька и два раза фальшиво чихнула. – Вот прямо так печень разыгралась, и давление куда-то упало…
– Ты, маманя, давление подними и давай не расстраивай меня. Я ведь и один могу работать. Только сходи со мной к этим Поповым, все-таки там у людей печаль, а я совсем не умею с чужими людьми печалиться. Могу, опять же, ляпнуть что-нибудь неподходящее. Ты хоть моргнешь, где надо. Чего ты дезертируешь?
– Ой, сынок, я страсть как не люблю в гости к покойникам-то…
– Мама! Нас в гости никто и не приглашал! Но выяснить, от чего скончалась Попова – наша с тобой первейшая обязанность!
– Но ведь и так ясно, сказали же – от передозировки! Вот, Дуся, я ж тебе сразу говорила – нечего там делать на этих курсах! Что ты в самом деле – баба какая, чтобы фартуки кроить? Попову возьми – хорошая такая девочка, пошла учиться на портниху и что? Так к иголкам прикипела, что колоться начала! А ты все – хочу быть Диором! Тоже мне Нина Риччи!
Матушка продолжала сыпать известными именами и продвигалась в известном направлении – к дому Поповой.
Улицу Романтиков Филины знали. Когда-то давно здесь был детский сад, куда маменька исправно таскала сынишку. Дома на этой улице были только деревянные, с перекошенными заборами и ветхими крышами, и райончик сильно напоминал заброшенную деревню. Дом номер семь новизной не отличался, но на фоне остальных развалюх выделялся вычурными ставнями. Впрочем, сами ставни тоже грозили вот-вот сорваться с петель, зато раскрашены они были непривычно – на синем фоне умелой рукой кто-то нарисовал веселые детские мордашки. Только вот сидели эти лица на корявых туловищах жирафов. То, что тела принадлежали жирафам, догадаться можно было по длинным шеям и желтой пятнистой окраске. Остальными тонкостями художник себя не утруждал – просто нарисовал длинную трубу-шею, овал вместо туловища, а под ним четыре жиденькие палочки. Особенно тщательно были нарисованы хвосты – пышные, лошадиные.
– Это же надо, какое уродство, – не удержалась Олимпиада Петровна. – С какими людьми приходится дело иметь… Не стучи, заходи во двор так, не принято стучать, когда в доме покойник.
Низенькая калитка со скрипом отворилась, и взору Филиных предстала трогательная картина – перед собачьей будкой, рядом с грязными тарелками, на четвереньках стоял довольно молодой мужчина в сильном подпитии и душевно беседовал с рычащей псиной.
– И не смей! Как ты, дрянь такая, потом хозяину в глаза смотреть будешь? От-дай!
Собака припала на передние лапы и грозно рявкнула.
– Не матерись! У тебя же дети, с-сволочь!
– Мущщина, – поправила прическу Олимпиада Петровна. – Что это вы, я извиняюсь, в такой скорбный момент над собакой издеваетесь?
– Это я? Я над ней? Это она надо мной! Оттого и момент скорбный! – обернулся мужчина, но подниматься с четверенек не стал. – Это она… всю кровь мне… А ить я… Пальма это моя, познакомьтесь. Я ить вчера, когда пили-то все, две бутылки сюда заныкал, думал – встану, опохмелюсь по-человечески. И главное – не возьмет же никто! А она чего учудила – взяла да и щенков ночью родила! Ну и теперь, понятное дело, никого к ним не подпускает. И на меня рычит. Сволочь! А я ведь заныкал! И теперь чего – ждать, пока ейные дети вырастут? Отдай бутылки, с-собака!
Собака снова зарычала, теперь уже не только на хозяина, но и на непрошеных гостей. Этот рык вызвал новый прилив отчаяния у мужчины.
– Ну я же говорю – не отдает! А тут еще и вы! Чего пришли-то? Видите, некогда мне!
– Так, может, мы и не к вам… – крякнул Дуся в кулак. – Дина Попова здесь проживает?
– Ага! Проживает! Ничего она не проживает! Здесь я проживаю! Померла наша… Диночка… сестричка моя… хлопотунья… – тоненько завыл мужчина, краем глаза косясь на маленькую сумочку Олимпиады Петровны. – А вы помянуть ее, что ль?
– Да… хотелось бы, заодно и с родителями поговорить, поддержать, так сказать… – попыталась объяснить Олимпиада Петровна. – А где ее мать, отец?