– Тряпочку дать?.. А то испачкаешь трусы.
– Ох, – сказал Константин жалобно, – что женщины с нами делают!
– Ладно, перестань, а то поверят, что ты еще можешь…
– Я? – удивился Константин.
– Ну да. И попадешь, как кур в ощип.
Татьяна наконец исчезла наверху, разговор возобновился, местами более раскованный, местами, напротив, сдержанный. Мужчины то и дело посматривали на лестницу, и, как только Татьяна показалась на самом верху, все взгляды прикипели к низу ее подбритого живота, который ну никак не закрывает ультракороткая юбочка.
Сдержанно улыбаясь и делая вид, что не замечает наших взглядов, Татьяна медленно и царственно спускалась, ставя ноги таким образом, чтобы нам и с этой позиции рассмотреть накачанные гелем половые губы. В последний год, как я читал в новостях, эта операция обогнала по количеству подсадку грудных имплантатов и даже подтяжку лица.
Ольга приняла из рук Татьяны диск, ящик компа с ее стороны дивана, выдвинулась стойка дисковода, через минуту на экране появились бегающие с палками в пастях собаки, мельтешащие люди. Все начали хохотать и указывать пальцами, узнавая себя.
У Лариски лицо несчастное и донельзя встревоженное, я решил, что переживает, раз уж другая женщина сумела перехватить внимание, но Лариска наклонилась ко мне и жарко шепнула в ухо:
– Заметил?
– Трудно было не заметить, – ответил я дипломатично. – Да и нельзя, обидится.
– Понял, как надо торопиться? Если уже в быту такое начинают, то мы на сцене можем опоздать.
Я сказал осторожно:
– В быту всегда допускается намного больше. Тут и групповушку можно, а это пока еще не совсем легитимно.
Она покачала головой, горячий шепот жег мне ухо:
– Нет, искусство всегда шло впереди! Мы не должны отдавать инициативу. Иначе люди искусства потеряют влияние на массы.
– Гм, – сказал я. – Вообще-то да, люди искусства в таких делах всегда шли впереди.
– И вели массы, – дошептала она.
– Да, – согласился я. – Это да. В этом деле вели массы именно вы, творческие люди.
Она гордо вскинула голову, но лицо оставалось озабоченным.
– Надо спешить, – продолжила она вполголоса жутко деловитым тоном, – скоро вообще начнут ходить голыми. Правда-правда, я читала у одного! Уже скоро.
– Сумасшедший какой-то?
– Нет, его прогнозы всегда сбываются. За что его и не любят. Не то баймер, не то когист…
– Гад он, а не баймер.
– Так это ж не он придумывает! Он только предсказывает.
К ее жаркому шепоту начали прислушиваться, Константин возразил с неудовольствием:
– Это только кажется, что предсказывают! На самом деле потому и катится в ту сторону, что такие вот когисты-баймеры… или как ты его обозвал, напредсказывали!
Но Валентина взяла его за уши и повернула лицом к экрану. Константин умолк и стал смотреть, как люди отдыхают.
Я, поддерживая шутливый настрой, спросил у Лариски деловито:
– Как скоро это будет?
– Не знаю, – ответила она тихонько. – Но ты ж видишь, как к тому идет? Летит, а не идет. Я читала давно, еще маленькая была, не верила, а теперь вижу, все ускоряется, будто с горы летит. Как только у Кэрри Минетс вроде бы нечаянно сползла бретелька и зрители на концерте увидели ее грудь, на следующий концерт было не достать билетов! И на ее сайт ломились так, что сервер рухнул. И уже через месяц другая певица, ее соперница, Кэйт Солсу, тоже освоила трюк с бретелькой. С тех пор пошло добавляться каждую неделю по одной, а потом по две, три, пять…
Она умолкла, поджав губы.
– Все ты помнишь, – сказал я уважительно.
– Не только я, – огрызнулась она, – это такой волчий мир… Надо следить друг за другом!
Ее тонкие красиво вычерченные брови озабоченно сдвинулись над переносицей, голубые глаза потемнели, в них появился синеватый блеск легированной стали.
– Да, – согласился я очень серьезно, – надо что-то придумывать круче!
– Что?
– Не знаю, – признался я. – Выйти на сцену в парандже?
Она сказала сердито:
– Сам знаешь, это дорога с односторонним движением.
– Представляю, что на финише, – сказал я дипломатично.
Ее кулачок больно ткнул меня в бок.
– Не распускай фантазию, не распускай!
В дверном проеме появилась Василиса, роскошная и раскрасневшаяся, двести кило нежной розовой плоти, что колышется от малейшего движения, весело постучала ложкой по косяку. Гости встрепенулись, женщины деловито начали перегонять мужчин из этой комнаты в ту, где стол. Нас с Лариской рассадили по разные стороны стола, неча тут разбиваться на пары. Возле нее с двух сторон поспешили занять места однокашники Люши, никак не запомню их имена, у меня с этим туго, зато рядом со мной села Татьяна и сразу начала хихикать, задевать то локтем, то грудью, поглядывать обещающе: среди собравшихся я единственный неженатик.
– Славик, – обратилась ко мне сияющая Василиса, – передай мне, пожалуйста, оливье. Спасибо! А ты почему так мало себе положил?.. Танечка, милая, положи Славику побольше грибочков. Он еще не знает, что ты сама их готовила!
Я с вымученной улыбкой смотрел, как полные холеные руки перегружают в мою тарелку треть грибов из общего блюда. Если от магазинного еще как-то можно увильнуть, то отказаться от «приготовленного своими руками» чуть ли не оскорбление. Надо жрать, улыбаться и благодарить, одновременно прикрывая руками тарелку от желающих «положить еще».
– Довольно, – вырвалось у меня наконец, – а то Люше не останется! А он настоящий ценитель.
– Ты тоже оценишь!
– Я не такой эстет, – пробормотал я. – Я человек простой… за столом.
Василиса засмеялась, призывно колыхая грудью, щеками и складками на боках.
– За столом мы все без выпендренов!
– Я особенно…
– Мы все такие, Славик. Навались!
– Подожду, – ответил я осторожно, – когда начнется… ну, общее…
Она удивилась:
– Да ты что? Замори червячка! Это навроде аперитива. Легкая закуска, так сказать, перед решающим боем!
Однокашники Люши уже ели, и я, глядя на них, кое-как жевал эти скользкие и отвратительные грибы, как их только и едят, щупальца какие-то, но сейчас любую гадость едят, мир совсем сдвинулся. Я старался не думать, что ем, смотрел на колыхающиеся телеса Люши, на покачивающуюся плоть Василисы, на толстые валы и валики на боках Татьяны, в этой квартире только Лариска и держит форму, хотя и она далека от стандартов тощих манекенщиц.