Она наклонила голову к перекладине, ибо и голове в прямом смысле нужна поддержка. Рука Натальи скользнула по дереву, пальцы задели что-то. Маленький и легкий предмет упал на землю. Наталья глянула вниз – не рассмотрела, что упало в ворох цветов, наклонилась, пошарила рукой и достала...
У нее расширились глаза, потому что она подняла тот самый браслет из бусинок, который вчера отдала Брасову. Юрка знает, что это за браслет, наверное, захотел от него избавиться, как избавилась она, и вернул Лешке. Но беспокойство не проходило, беспокойство трепыхалось в груди, как второе сердце. Наталья достала телефон:
– Юра, ты сегодня был у Алеши?
– На могиле? Нет.
– Значит, это не ты положил... – Она замолчала, не зная, стоит ли говорить о находке, которая его не обрадует.
– Что положил? Наташа, ты меня слышишь?
– Да так, ерунда. – Она решила пощадить его. – Извини.
Сунув в карман жакета браслет, Наталья постояла с минуту, потом побрела к остановке маршруток, бормоча вслух:
– Он не сам... Нет-нет, не сам... Я знаю... чувствую...
Навстречу шла пожилая худая женщина в черной одежде, ее седую голову покрывал легкий черный шарф, обмотанный вокруг шеи. Концы его спускались по груди до пояса. Она шла прямо на Наталью, глядя ей в лицо, как будто собиралась что-то сказать. Сейчас полно людей, испытывающих дефицит общения, стоит им только слово бросить или хотя бы приветливо посмотреть – все, будет повод вывалить на тебя свои горести. А у тебя не будет возможности сказать, мол, я тороплюсь. Не уйдешь. Наталья сегодня не способна вникать в чужую боль, ведь старуха явно потеряла кого-то из близких, судя по траурной одежде. Наташа ускорила шаг и поспешила пройти мимо, заметив краем глаза, как жутко иссечено морщинами лицо прохожей – будто мятая фольга. А густые волосы полностью седые, белые, словно первый снег на темной земле.
Вот она – цель. Тори въехала в старый двор, знакомый ей каждым закоулком, окруженный трехэтажными постройками, выкрашенными в желтый цвет. Точнее, можно лишь догадываться, что когда-то цвет был желтым: штукатурка облупилась, как маникюр на неухоженных ногтях, выставив напоказ грубую кирпичную кладку. Здесь ничего не изменилось, разве что двор обнищал, ну и деревья стали большими, заслонили кронами небо. Это место Тори обходила десятой дорогой, но хорошо помнила подъезд, расположенный в углу, поэтому стразу остановила на нем взгляд, будто на входе в преисподнюю. Чутье подсказывало, что ответа она не получит, но кто откажется использовать единственную возможность? Ведь другой ниточки нет.
Прихватив коробку с почтовой оберткой, она вышла из машины. Перед обшарпанной дверью с глубокими трещинами, годившейся лишь для растопки костра, застряла. Много лет не переступала она порог этого дома, не переступала б и всю оставшуюся жизнь, да кто-то толкает ее сюда, написав этот адрес и подписавшись несуществующим именем. То есть имя существовало, но давно, потом оно ушло вместе с той, кому принадлежало.
Тори набралась решимости и вошла в свое прошлое. Здесь так же темно, те же деревянные и скрипучие ступеньки, так же разит нищетой, только дверь квартиры не напоминает прежнюю, которая открывалась перед Тори не раз. Сейчас на пороге стояла, выглянув из-за цепочки, пожилая женщина лет шестидесяти с большим довеском.
– Вам кого?
– Здравствуйте. Я получила бандероль, письма в ней не было, видимо, забыли вложить, но адрес... адрес ваш... Вот, посмотрите, мне прислали эту коробку, и... – Тори неуклюжа, руки всего две, а у нее сумка, коробка, бумага, ключи от машины. Она расправила почтовую обертку и показала старухе, чтобы та видела адрес. – Вот, видите? Здесь улица, номер дома, квартира...
– Я не слала бандеролей.
– Не сомневаюсь. Но может быть, ее прислал кто-нибудь, кто живет с вами?
– Я живу одна.
– Э... совсем одна? Вот, посмотрите, здесь написана фамилия, вы ее должны знать.
Для многих пожилых людей очки – неотъемлемая часть лица, особенно дома они держат при себе «глаза», которые могут понадобиться в любую минуту. Женщина откуда-то выудила очки, нацепила на нос и читала, шевеля губами, потом взглянула на Тори и недоуменно сказала:
– Такая здесь не живет и никогда не жила.
В том-то и дело, что жила, но как объяснить это бабке, да и нужно ли? Логика подсказала способ продолжить разговор:
– А вы давно живете в этой квартире?
– Уж лет шесть. Сынок купил мне квартиру, раньше я в своем доме жила, но без мужика за домом следить большая морока, все развалилось. А тут тебе удобства, площадь маленькая.
– Значит, сын... Как мне его найти?
– Не найдешь, он далеко, в Магадане живет.
– Тогда скажите, пожалуйста, у кого он купил квартиру?
Двадцать лет назад здесь жили другие люди, Тори надеялась восстановить цепочку из жильцов и, может быть, что-то понять.
– Не знаю. – Заметив, как расстроилась приличная молодая женщина, бабка обнадежила: – Я по коммунальным платежкам погляжу, мне долго приходили бумажки на имя бывшего хозяина, а это ж не дело. Побегать пришлось, чтоб на меня присылали, все храню.
– Когда вы посмотрите?
– Через денек приходи, покажу. Их же отыскать надо.
– Спасибо. Только вы не забудьте...
– Не-не, не забуду. Вижу, надо тебе.
– Очень надо, очень. До свидания.
Тори поспешила в машину, ехала... на автопилоте, не задумываясь, куда и зачем.
– Наташка? – Глеб укладывал чемоданы и сумки в багажное отделение, слегка удивился ее появлению, вроде бы не договаривались, что она придет проводить. – Что-нибудь случилось?
– Нет-нет, все нормально.
Он достал пачку сигарет, протянул ей, щелкнул зажигалкой и поднес огонек, закурил сам, заметив:
– Но у тебя глаза заплаканные.
Наталья вынула из кармана солнцезащитные очки, надела их и жалко улыбнулась:
– Так лучше?
– Что тебя привело ко мне?
– Ноги. Просто не знаю, куда себя деть.
– Пройдет. Человек свыкается с обстоятельствами, свыкнешься и ты. – Не то сказал, не так. – М-да, утешитель из меня никудышный, извини.
– Да нет, все правильно, свыкнусь, пройдет время. Понимаешь, Глеб, Лешка не сам прыгнул, я это знаю.
– Знаешь? – Уголки губ поползли вниз, он озадачился. – То есть хочешь сказать, тебе известны факты, неизвестные остальным?
– Наверное.
– Наташа, так не бывает. «Наверное» – это предположение, построение догадок, а «знаю» – это конкретность. Если ты действительно владеешь информацией, то обязана ее раскрыть.
К счастью, он не видел ее глаз, иначе прочел бы огромное желание поделиться, а также не меньшую уверенность, что этого не нужно делать. Наталья приехала к нему, подчинившись внезапному порыву открыться Глебу, повиниться хотя бы перед ним, без этого невозможно показать браслет и сказать, чем она обеспокоена. Однако сейчас, стоя напротив него, она не открывала рот от стыда, малодушия, которое проявила давно и которое подавило ее сейчас. Можно было бы забыть, Наталья и забыла, да вдруг пришло напоминание. И с Лешкой, она полагала, произошло нечто страшное, непонятное, как-то связанное с этим браслетом, но как – неизвестно. Она надеялась, что Глеб проявит участие и поможет разобраться. Надеялась до того, как пришла сюда.