– Нет-нет, сейчас давай этот вопрос обсудим, а то опять погаснет свет, ищи тогда в потемках белье.
– Ну, постели ей на всякий случай в дальней комнате, а я выйду на дорогу, встречу такси, боюсь, заплутают.
Глеб курил, глядя в ночное небо, а как только темнота осветилась фарами, пошел навстречу. Он расплатился с таксистом, по дороге на дачу поинтересовался у Наташки:
– Что случилось?
– Роберт погиб.
– Как?!
– Подробностей не знаю, только то, что ехал он на машине за городом и съехал с обочины... кажется, так. Мне его отец сообщил.
– Роб пьяный за руль сел?
– Не знаю, ничего не знаю... – нервно бросала она. – Я не по этому поводу... Пить хочется.
– Сейчас придем, Элла приготовит бодрящий чай.
– Да мне бы простой воды...
К их приходу Элла успела поставить чистые тарелки и разогреть ужин, не забыла бутылочку вина, все же гостья. Наталья сначала все же выпила воды, потом, когда Глеб хотел налить вина в ее бокал, она попросила:
– А покрепче есть?
– Водка, – пожал плечами он, дескать, более изысканных напитков, извини, не держим. Принес.
Наталье действительно необходимо было снять напряжение, да и смелости набраться, ведь то, о чем она собралась говорить, в течение почти двадцати лет хранилось под грифом «секретно». В то же время Наталья не хотела выложить ему правду до конца, вот и думала, как бы удержаться на серединке. Всю жизнь она балансировала на серединке. Если б кто-нибудь знал, как это утомительно, а иногда и унизительно.
– Ты обеспокоена, – заметил Глеб. Наташка словно уснула с открытыми глазами, будто забыла, зачем приехала. – В чем причина?
– Причина? – вскинулась она. Но не нашла нужных слов, а брякнула: – Глеб, уезжай, прошу тебя. Уезжай как можно скорей, не медли. Завтра же уезжай.
– Не понимаю, почему?
Наталья покосилась на Эллу с сигаретой в тонких пальцах, с интересом наблюдавшую за ней. Глеб понял намек:
– От Эллы у меня нет секретов. Говори прямо, почему я должен уехать?
Она опустила голову, словно провинившаяся, начала тихо:
– Помнишь, много лет назад ты пострадал... ну... тебя же чуть не посадили.
– Еще бы забыть! – усмехнулся Глеб. – Меня отпустили за неимением улик, а также отсутствием доказательства вины. Фу ты, точную формулировку не помню.
– Но тогда ходили слухи, что тебя отмазали. То есть большинство думало, виноват ты, и, если кто-то помнит ту истории, наверняка думает так же, как тогда.
– Отмазали? Да просто следователь попался порядочный и дотошный, доказал мою непричастность. Из старой гвардии.
– Да, я знаю, что ты не виноват, – с жаром заверила Наталья, – но этого другим не объяснишь...
– Тогда не меня одного подозревали, если ты помнишь.
– Очень хорошо помню, очень, – закивала она часто, как больная трясучкой. – И пока жива, не забуду. И уже некоторые поплатились. Но сейчас тебе грозит опасность... угроза твоей жизни.
– Хочешь сказать, меня попытаются засадить? Наташка, да если б я был трижды виноват, сегодня это уже не имеет значения за давностью лет. Десять лет проходит и – все, преступник уже не преступник, а обычный гражданин с вытекающими отсюда правами.
– Нет... Нет... Ты не так понял. Тебя не хотят засадить, я сказала об угрозе твоей жизни.
Он переглянулся с Эллой, Наталья не заметила, так как вновь впала в состояние эдакой тревожной задумчивости, что наводит на мысль о ее не совсем здоровой психике.
– А более конкретно нельзя? – сказал Глеб.
– Хорошо. Налей мне.
– Только ты закусывай, – потребовал он.
С трезвой Наташкой разговаривать сложно, а пьяная она тем более будет нести околесицу. Глеб налил ей и, пока наливал себе, она приговорила рюмку, вытерла губы пальцами справа налево одним жестом, но слишком много положив сил на пустяковый жест, будто стирала с губ нечто липкое. После начала:
– За месяц до твоего приезда с Лешкой начало происходить что-то неладное... Он стал... – Наталья закатила глаза, запрокинув назад голову. – Каким же он стал? Не Лешкой. Другим. Как будто его приговорили... Понимаешь?
Она уставилась на него. А что ему ответить?
– Нет, – ответил Глеб.
– А я понимаю. (Он кивнул, мол, молодец.) Ему подавали знаки о том, что он скоро уйдет навсегда... мне так кажется... Нет, я уверена. Да-да, уверена: он получал их. И его не стало. Сегодня не стало Роберта, как бы случайно не стало... Улавливаешь? (Ей уже не нужен его ответ!) Полагаю, еще кое-кто уйдет навсегда. И среди них можешь оказаться ты... случайно. А это будет несправедливо.
Элла закусила губу и переводила недоуменный взгляд то на полубезумную Наташку, то на Глеба. Впрочем, когда она смотрела на него, в глазах стоял животрепещущий вопрос: не вызвать ли «Скорую»? Куда, спрашивается? Сюда днем приехать – проблема, а ночью просто не приедут.
– Наташа... – Глеб положил ладонь на ее руку. – Ты говоришь загадками, лучше расскажи подробно, что тебя мучит. Ведь мучит, верно?
– Да... – протянула она.
Внезапно зарыдала, да как! Голосила, словно у гроба покойника. Неадекватность налицо! Элла подскочила, взяла ее за плечи, Глеб, кажется, растерялся и сидел, потупившись, сведя брови к переносице. Во всяком случае, не знал, что делать при истериках, тем временем Наташка в паузах между рыданиями, выплескивала:
– Не могу-у-у... Не проси! Глеб, я очень виновата, но не могу!.. Мы все дерьмо! Не ты, не ты... Мы! Прости... И не проси рассказать... это невозможно... Уезжай, умоляю тебя, уезжай. Мне станет легче, когда буду знать, что тебя не тронут. Послушайся меня...
В таком духе полчаса, пока не выбилась из сил. Элла увела ее в домик, долго находилась с Натальей, потом вышла на террасу:
– Она уснула, я дала ей снотворного и сделала массаж. Что скажешь?
– Ничего.
– Как – ничего? – Элла села напротив.
– Я же не врач. Завра посмотрим, что делать.
– Кажется, тебе тоже нужен массаж.
Элла стала за его спиной, прикоснулась пальцами к шее, снимая напряжение. У нее волшебные руки.
И утром не поворачивался язык, но когда-то же надо сказать. Брасов тянул за завтраком, трапеза закончилась, пора.
– Тори, я должен сообщить тебе о неприятностях. Вчера не смог, не хотел расстраивать.
– А в чем дело? – насторожилась она.
– Видишь ли, ты знаешь, как любит гонять Роб... Лихач, черт возьми.
– Напротив, он очень осторожный, дорожит собой. А что? С ним, да?..
– М... да. Он разбился. (Тори вздрогнула, ахнула.) Прости, я не хотел причинить тебе боль. Ты ведь все равно узнаешь.