Сам особняк, довольно необычной архитектуры, площадью около тысячи квадратных метров, мало кого восхищал, так ведь в бытность массового обнищания бессовестная роскошь вызывает злобу не только у нас, у них, за кордоном, тоже. На третий этаж никто не заходил, он оказался ненужным, про него попросту забыли. Вспомнили, когда стали искать источник странного запаха снаружи особняка и внутри, носы привели наверх. И вот источник вони найден: три собачки отчего-то выбрали последний этаж для своих делишек и в течение многих недель оставляли там лужицы и экскременты.
Разумеется, в этом доме есть сауна, бассейн… два бассейна, один в доме, второй под открытым небом. По последним данным зарубежных риелторов, на первом месте среди ненужной роскоши в частном доме – бассейн, такой дом чрезвычайно сложно продать. Дело в том, что оборудование и обслуживание аквакаприза стоят недешево, впрочем, дворец Баграмяна скорее станет памятником архитектуры новой эпохи, а памятники не продаются.
В провинции не отводят место под спортивные забавы, Баграмян первый (и пока единственный) ввел моду на спорт. Речь не о спортивном зале в особняке с тренажерами – этим уже никого не удивишь, речь идет о теннисном корте, сооруженном по всем правилам. Уимблдонский турнир здесь не проведешь – нет трибун, зрителей негде посадить, но чемпионаты можно проводить запросто (без большого числа болельщиков).
Тот же Маймурин поклялся перещеголять Баграмяна и сделать в своем новом доме площадку для гольфа! Сначала дал страшную клятву, а потом кинулся выяснять, что же такое этот самый гольф. Ну, все мы примерно знаем, что собой представляет данное развлечение для особо богатых, дескать, это клюшки такие тоненькие, шарик маленький, гоняешь его по травке часами… а куда гоняешь, какова цель и в чем суть удовольствия – без понятия. Когда Маймурину разъяснили принцип игры в гольф, он страшно разочаровался:
– И эту… (выразился нецензурно) обожают капиталисты?
А когда узнал, во что обойдется каприз, едва не рухнул с инфарктом, во всяком случае, давление подскочило до критической отметки. Ну, это, так сказать, мелкие радости местных олигархов, однако как пример показывают, что амбиции в городе стоят на первейшем месте и влетают в копеечку их обладателям.
– Вы Ипполит, – сказала незнакомка.
Незаметно ушел в себя, да так глубоко, что ничего не замечал вокруг. А находился в гостиной, где эффектная молодая женщина командовала домработницами и кухаркой, те старательно завешивали зеркала. С первого взгляда Ипполит определил, что она не заботится о том, чтоб производить впечатление на кого бы то ни было, включая его – мужчину в самом расцвете сил и выше среднего балла по оценочной шкале. Сказала утвердительно, видимо зная, что, кроме Ипполита, другие сюда так просто не войдут, и отвернулась, поставив руки на бедра. А бедра что надо, наверняка отточенные фитнесом, но сама незнакомка ни руки не подала, ни имени своего не назвала, словно Ипполит пустое место.
– Меня зовут Милена, – словно прочла его мысли она.
– Очень приятно, – рассеянно вымолвил Ипполит, подошел ближе, глянул на правую руку – обручального кольца нет, на левой тоже, значит, и не разведена. Просто так полюбопытствовал, без каких-либо намерений. – Зачем это?
Она кинула в него недоуменный взгляд, поняла, о чем он спросил:
– Так принято. Говорят, в зеркалах остается душа покойного.
– Ммм… – протянул Ипполит, покачиваясь вперед-назад на ступнях. – Из ваших слов следует, что родственники хотят навсегда избавиться от образа покойного.
Третий раз она кинула в него горячий взгляд, обжигающий дерзостью, но и только. То есть ни малейшего позыва разбудить в нем эфиопскую страсть, а Ипполит читает женщин неплохо. М-да, глазки огненные, губы порочные, грудь выпирает, и рука сама тянется потрогать выпуклости… Но, устыдившись похотливых мыслей в столь скорбный час, он спросил:
– Мама где?
– Нет-нет, поправьте справа! – кинулась Милена к зеркальной нише.
– Я предлагаю завесить всю нишу, – сказала кухарка. – Правда, так будет лучше, здесь полотно крепить не на что.
– Не эстетично, будет похоже на кладовку, которую закрыли тканью, – раздумывала Милена, но тут же сдалась: – Хорошо, делайте, как считаете лучше. – Она вернулась к Ипполиту. – Простите, вы что-то спросили?
– Да. Где мама?
– Где же ей быть! С Вито. У него в комнате.
Ипполит взлетел на второй этаж, однако, очутившись наверху, не забыл мимоходом посмотреть вниз на Милену. А она и не думала тайком подглядывать за ним, в смысле приглядеться, оценить со второго взгляда.
– Неплохо, – оценила! Но работу прислуги! – Теперь идите сюда, я уже отрезала нужный размер.
Руководила процессом, будто эстетично развешивать тряпки – главнейшая и жизненно необходимая ее обязанность. Это задело. Ипполит что, недоразвитый, с отклонениями? Но, идя в комнату брата, тихо рассмеялся: вот она – противоположность. Он Милене до фонаря, она ему тоже, а хочется, чтоб эта яркая женщина увидела распушенные перья и выпала в осадок. Смешно, черт возьми.
Переступив порог комнаты брата, он, с детства умеющий подчинять эмоции воле, попал в невыносимую атмосферу. Вито лежал на животе, спрятав лицо в подушки, и рыдал не хуже девчонки. Мама сидела на кровати, гладила младшего сына по спине и волосам, увидев старшего, приложила палец к губам, будто Вито младенец и всего секунду назад заснул. Ипполит человек, и человеческие чувства ему не чужды, но слюнтяйство, нетерпимость, патологический максимализм брата не переносил, потому сорвался. Нет, он не кричал, не позволил себе издевательского тона, а всего лишь хотел образумить брата:
– Что я вижу. Взрослый парень, а рыдает, как… Черт знает что! Встань сейчас же, умойся и приведи себя в порядок. Ты мужчина, а не баба.
Слова старшего брата задели Вито, он приподнялся на руках и раскричался с бесноватостью агрессивных молодчиков:
– Ты своего отца никогда не видел, поэтому не знаешь, что это такое – его смерть.
– Мам, слышала? Доказывая свою любовь к папе, наш малыш умудрился оскорбить и меня, и тебя. Ведь это ты не познакомила меня с моим отцом. Ну а я в глазах Вито безотцовщина, типа подкидыша. Но знаешь, Витенька (нарочно произнес имя, которое «малыш» не терпел), истеричность свойственна женщинам, только учти, это тяжелое заболевание, поэтому истеричек лечат врачи. Будь же ты, в конце концов, мужиком, тебе уже семнадцать!
– По-твоему, я не мужчина?.. – гневаясь, вскочил с кровати плод армяно-русской ассимиляции.
– Умоляю, – заплакала Раиса, – вы хоть не ссорьтесь!
Она ушла из комнаты, утирая слезы, Ипполит почувствовал угрызения совести, но, прежде чем догнать мать, прочел младшему братцу лекцию:
– Тебе даже мать не жаль… – Вито набрал полную грудь воздуха, но Ипполит выставил руку, упреждая бурный монолог. – Нет-нет, один раз твоя гордыня и спесь переживут, выслушав старшего брата. Мать пожалей. Она любит тебя, как любил Арамис, а ты этим пользуешься, ничего не давая взамен. Сейчас ты потерял отца, но у тебя есть мать. Что, если и ее потеряешь? Люди, Витька, умирают не только от старости. Как выяснилось, умирают от пули, от колес, которые давят их на дороге… от многих факторов. И от одиночества умирают. От непонимания. От страха за своих детей. Называется все банальным словом «стресс», но за этим словом стоит огромная человеческая боль, которую они не смогли пережить. Ты сейчас обеспечиваешь нашей маме лишь боль, а любовь дать ей не хочешь?