– А, понятно, – прискорбно покачала головой Карина. – Ты подписал, чтобы отомстить Ленке.

– Нет, нет, – запротестовал Лопаткин. – У меня и в мыслях такого не было! Меня уговорил Башмаков. Я готовился дать бой на совместном совещании...

– Ха-ха-ха... – залилась невеселым смехом Карина. – Ой, не могу. Коля, ты что несешь? Какой из тебя боец, зайчик ты мой во хмелю?

– Не веришь? А я хотел! А... – в сердцах махнул рукой.

Карина достала звонивший мобильник, это была дочь:

– Мам, тебя ждет Аня у нас дома. Я даю ей трубку.

– Карина Глебовна, – послышался тревожный голос Анны, придыхания в трубке дополнительно дали понять, что взволнована она не на шутку, – ко мне в общежитие приходил Юлиан Швец...

Пауза. Дыхание. Карина решила эмоциям не поддаваться. Рассудок ей подсказывал: как у Анны был повод убить Ушаковых, так и у Лопаткина был. У Швеца тем более.

– И что? – спросила она почти равнодушно.

– Он... он... хотел изнасиловать меня...

– А у него есть чем насиловать?

– Это было ужасно и совсем не смешно. Он набросился на меня, а потом... сам отстал... Не понимаю!

– Я сейчас приеду.

Карина положила телефон в карман пальто, поднялась и покосилась на жалкую фигуру Лопаткина, который, почувствовав ее взгляд на себе, робко поднял голову.

– Уходишь? – он едва не заплакал. – Карина, дай денег. Скоро зарплата...

– Сколько? – рявкнула она.

– Стольник. Если есть, два.

– Держи, – протянула деньги. – Пить будешь?

– Не знаю. Наверное.

– Что вы за люди, Коля, – внезапно перешла на беззлобный тон Карина. – Создаете трудности, потом боретесь с ними. Это форма умопомешательства. Оглянись вокруг, Коля, сколько интересного в жизни. Ты же многое умеешь, а уцепился за истлевший театр. Там уже ничего нет, за что можно держаться. Когда-то мы плевали на деньги, но хоть занимались творчеством. А что сейчас? Ты создаешь антураж бездарному негодяю Юлику. Коля, разве это достойно?

– Что ты хочешь? – поднял он безразличные глаза на Карину.

– Ничего, – махнула она рукой. – Хотеть должен ты, Коля. Пока.

Анна рассказывала сбивчиво, в основном опираясь на свои впечатления.

– Так чего он хотел? – пыталась выяснить Карина.

– Не знаю. Он не сказал. Меня как парализовало, я его боюсь.

– Хорошо, начнем от печки. Принес деньги на гроб, бутылочку аперитива... Кстати, Юлик на грани, запьет скоро. Алкоголикам ни грамма нельзя в рот брать, а он выпил. Дальше. Полез к тебе, потом ушел, пообещав роль... Ну, конечно покупает. Твое молчание покупает.

– Чтобы я не сказала... – догадалась Анна.

– ...что видела его у стола, – закончила Карина. – Знаешь, это все-таки он. Он подсыпал яд Ушаковым. Но Овчаренко почему подсунул... не могу понять.

– Что же мне делать?

– Держаться от него подальше. Слушай, возьми больничный.

– Со вторника репетиции...

– Нет, вы идиоты! – вспылила Карина. – Если Юлик решился на убийство, а ты стала свидетельницей... это очень серьезно. Знаешь, что я думаю по поводу его визита? Он еще и проверял тебя.

– В каком смысле?

– Что ты есть, – выделяя каждое слово, сказала Карина. – Он следил за твоими реакциями, как ты реагируешь на деньги, на его расположение, на его страсть, пойдешь ли с ним на связь...

– Фу! – поморщилась Аннушка.

– Как закоренелый мерзавец, Юлик считает, если дать тебе все, ты заткнешься. Но ты не намекнула ему: я на все согласна, только облагодетельствуйте меня. Твоя позиция представляет опасность для тебя же. А ты о роли думаешь, дура.

– Но я же не больна... кто выпишет мне больничный?

– Я позвоню знакомой, она сделает.

– Вы же знаете, Карина Глебовна, что Эра Лукьяновна не признает больничные из других поликлиник. У нее действительны только те, которые выданы в поликлинике, к которой прикреплены актеры.

– Да пошли ее подальше! Не имеет права... О, я совсем забыла. Это же Мессалина, она установила свои права. Все же бери больничный. Аня, театров много, жизнь одна.

– Хорошо, – понуро сдалась девушка.

5

Готовился романтический ужин. Яна разогрела курицу, которую дала мама, сделала гарнир – запеченный картофель с сыром. Степа старательно резал салат. Бутылка «Мерло» стояла на столе между двух свечей. Подсвечников нет, перевернули две чашки, на них установили свечи. Сели за стол, Степа налил в бокалы вина... и тут раздался звонок мобильника.

– Степочка, это Волгина.

– Слышу, – ответил он. Яна накладывала ему на тарелку картофель и салат, Степа жестом показал: хватит, куда столько! – Что случилось?

– Именно случилось, – сказала Волгина. – У нас труп.

– Не ошиблись? – с тоской глядя на тарелку, спросил он. – Не как вчера?

– Ошибки быть не может, – почти пропела Оксана. У Степана сложилось впечатление, что трупы – самое большое счастье Волгиной. – Приезжай, здесь интересно.

Он отключил телефон, изобразив на лице: прости меня.

– Ты хоть поешь, – вздохнула Яна.

Романтический ужин превратился в молниеносное поглощение пищи, когда основной целью становится просто набить желудок. Яна только высказывалась:

– Что за работа такая? Ни поесть толком, ни пожениться. Я обречена ждать тебя у окна, как прекрасные дамы ждали рыцарей в Средние века. (Степа что-то сказал, разобрать было невозможно.) Знаю, я лучше всяких дам, которые жили в каком-то там веке. Иди к своим трупам, раз они тебе так нравятся. А по мне, это так противно...

Он хотел сказать, что трупы не могут нравиться нормальному человеку. Просто кто-то должен заниматься и этой работой. Не сказал – рот был набит.

Степан взбежал по лестнице на пятый этаж. Дверь в квартиру была открыта, на площадке толпились, по всей видимости, соседи. Он вошел в прихожую, затем в комнату. Петрович священнодействовал за столом, снимая отпечатки. Составлялся протокол, Оксана курила. Степа подошел к Волгиной, та сообщила, указав глазами на труп:

– Афанасий Егорович Виолин, пятидесяти восьми лет, одинокий, заслуженный артист. Больше суток лежит вот так.

Пожилой мужчина лежал на полу ничком, повернув голову в сторону. Одна его рука была вытянута вдоль тела, вторая – согнутая в локте – покоилась у лица.

– Одни заслуженные артисты в театре, – пробормотал Степа, рассматривая труп. – Значит, это четвертый по счету. Многовато. Кто его обнаружил?

– Соседка обратила внимание, что Виолин не вынул из почтового ящика газеты. А почту Афанасий Егорович забирал регулярно, так как ее воруют. Соседка живет на одной с ним площадке, вытащила газеты, позвонила ему. Он не открывал, а телевизор работал. Сначала она ничего подозрительного в этом не усмотрела, а потом, когда подходила к квартире еще несколько раз, ей странным показалось, что все время работает телевизор, причем очень громко. Вызвала милицию. А мне уж сообщили позже, актеры теперь мои клиенты.