– Знаешь, насколько она тяжелее нашей СВД? – Вий не смотрел на Осокина, а разглядывал винтовку со всех сторон. – На один килограмм восемьсот пятьдесят грамм. Во как! У этой и дальность эффективного действия меньше, всего шестьсот метров, а у СВД – тысяча триста. Но в «галиле» что хорошо, так это количество патронов – двадцать. А у нашей всего десять, хотя калибр одинаковый. Не, наша лучше. Но вот такой у меня нет. Сколько хочешь?
– С друзей денег не беру, – хмуро пробубнил Осокин, доставая из холодильника пакет с соком. – Так забирай.
– А я халяву не люблю, – любуясь винтовкой, сказал Вий. – Халява потом двойными потерями оборачивается, это я по себе знаю. Слушай, показал бы место, где «галилы» валяются, а?
– Тогда... – отпивая сок прямо из пакета, сказал Осокин, тоже глядя на «находку», – подержи у себя. Когда понадобится, заберу. Идет?
– Идет, – рассеянно произнес Вий и вдруг напрягся. – Дар, что-то я не понял. Тебе понадобится снайперская винтовка? Зачем?
– Как обычно. Найду покупателя, притащу бабки, заберу винтовку.
– А... – удовлетворенно протянул Вий, и снова его взгляд, полный любви и нежности, приковался к винтовке. Иные женщину так не ласкают взглядом. – Согласен. Подержу у себя, пока не налюбуюсь, потом толканем. И глушитель! И лазерный прицел... Между прочим, ее загнать за хорошие бабки можно. Наши папуасы питают страсть к импорту. Придурки. Видел двоих? Тот, что старше, такого крутого из себя корчит – мама моя родная. Говорит: «кольт» хочу. Представляешь? «Кольт» ему нужен... Ха! Я ему, не отходя от кассы: какой «кольт»? Он мне: ты не знаешь, что такое «кольт»? Я: почему же, знаю. Но, говорю, «кольтов» много: «кольт Лоумен», «детектив Спешиэл», «кобра», «вайпер». Это все «кольты». Какой точно, говорю, тебе нужен «кольт»? Он мялся, мялся, потом нашелся: какой посоветуешь? Я ему парочку подборок кинул. Полистай, говорю, выбери, а то оружие – это как жена, выбирать надо по вкусу. Не буду ж я какому-то недоразвитому объяснять, что если на дело идти, надо наше оружие брать, оно надежней. Мне выгодно сбыть дорогую игрушку, а чем дальше от нас она сделана, тем дороже стоит, верно?
– Не понравились мне они.
– Мне они все не нравятся, а что делать?
– Зачем тебе это? – вдруг спросил Осокин. – Есть забегаловка, ты независим, живи себе тихо и бабки коси. У тебя каждый день полно детворы.
– Да какой к черту «коси»! Как всем попрошайкам из разных инспекций конвертики раздашь, самому даже на кефир не хватит. А если честно... риск меня прельщает. Что еще остается в этой убогой жизни убогому человеку, а? – И Вий оглушительно расхохотался, он был доволен.
Уж кому-кому, а Осокину эта страсть хорошо известна – риск. Что-то в ней есть особенное, жгучее, несравнимое с другими радостями. Впрочем, Осокину мало отпущено радостей, и из того мизера он выбрал именно риск.
– Ствол нужен, – сказал он. – С глушителем.
– Бери. Интересно, кто придумал носить «галил» в футляре?
– Тот, кто потерял его.
– Оригинально. Киношку одну смотрел, так там один мачо автоматы таскал в гитарном футляре. Классная киношка, трупов – море... не, даже океан... представляешь? Мачо как стрельнет – три-четыре трупа в два ряда падают.
– Помню, видел. Вий, представь такую ситуацию: один товарищ нанимает ствол, чтобы шлепнуть одиннадцатилетнего пацана. Как думаешь, за что?
– Пацана? Одиннадцати лет? – засомневался тот.
– Ну, да, да.
– Если это война...
– Нет, это не война. Обычный город, мальчик ходит в обычную, я так думаю, школу, а его заказали. И шлепнуть его хотят взрослые дяди или тети.
– А что, такое бывает?
– Как видишь, бывает.
– Пацана... шлепнуть... – задумался Вий. – Не, Дар, я не знаю. Мне кажется, заказать его мог только психопат конченый.
Осокин прошелся по комнате, поставив руки на бедра, вздохнул:
– А мне так не кажется.
– Постой, ты... отнял «галил» у... того, кто хотел пацана пришить? Дар, это опасно. Из такой дорогой игрушки бьют по цели наверняка, и, если кому-то приспичило завалить мальчишку, его завалят. – Вий погладил ствол винтовки, потом вздохнул: – Не удалась цивилизация. Раз уже детей киллеры валят, то не удалась.
– У тебя где будет стрелка с этим... с «кольтом»?
– Не здесь, конечно, – встрепенулся Вий. – На пустыре. Послезавтра утром.
– Поеду с тобой. Не нравятся мне твои заказчики.
Она вздрогнула – телефонный звонок. Марьяна с опаской взяла трубку:
– Я слушаю.
– Это из больницы...
– Да, да, говорите. Что с мужем? Как он?
– Вам лучше приехать, – уклонился от прямого ответа врач.
– Скажите, умоляю вас... он... жив? Я ко всему готова, и я хочу знать!
– Простите, мы делали, что могли. Ранение не совместимо с жизнью.
– Значит... умер? – выдохнула Марьяна. На другом конце провода молчали, как будто трудно было сказать однозначно. – Да скажите же, черт возьми! Он умер?
– Час назад.
Марьяна бросила трубку на диван, встала и процедила:
– Мог бы раньше позвонить, кретин.
– Кретин! – заорал идиот в перьях, испугав Марьяну.
Несколько секунд паузы – и она ринулась наверх. В потайных местах, которые муж ей не показывал, но которые она подсмотрела, забирала ценности и деньги, кидая их в сумочку. Главная проблема – сейф за картиной с ковыльной степью, о нем думала Марьяна все то время, пока Фисуну пытались вернуть жизнь. И к сейфу она притронулась, когда собрала два баула личных вещей – не бросать же дорогие тряпки. Со слезами на глазах погладив поверхность ящика, встроенного в стену, Марьяна попробовала набрать комбинацию из цифр. Чудес не случается, нужно знать код. Комбинаций, по представлению Марьяны, сотни, ночи не хватит, а ей необходимо убраться из города до утра. Утречком прибегут крикливые детки Фисуна, и ее выставят вон. В стену сейф встроен намертво, ломом не выбить, однажды она пыталась это сделать. Ну, есть один способ – автоген, да где ж его взять?
Марьяна умчалась в ванную, плеснула водой в лицо, посмотрелась в зеркало. Косметика размазалась, вид помятый, глаза с лихорадочным блеском, как у больной. Убраться из города надо как можно скорей, а денег она наскребла маловато. Так хочется независимости, которую дают только деньги, и только в больших количествах!
– Придумай же что-нибудь! – приказала Марьяна своему встрепанному отражению.
Недостаток образования сказывается в экстремальных ситуациях, не помогая работе мозга, а мешая ему. Марьяна кое-как окончила девять классов, увлечений не имела, постигала в основном другую школу – обольщения. Уроки брала в Москве у одного проходимца, который обучал девиц, желающих выйти замуж за кошелек, как заарканить его. За разовый совет брал по десять баксов, тем самым оказывая спонсорскую помощь девочке их глубинки (так он говорил). Советов понадобилось немало, и в результате сумму вывалила ему Марьяна чудовищную. Потом только поняла, что ее надули, что она оказалась спонсором проходимца. Однако некоторые советы пригодились. Конечно, Марьяна – набитая дура, только в отличие от остальных таких же дур она понимает это. К сожалению, мужики с бабками (имеются в виду очень большие бабки) давно разобраны более умными. С таким трудом ей удалось вырвать Фисуна из толпы атакующих его других претенденток. Этого жирного кабана, тупого, хама, старше ее чуть ли не втрое. И что? Нормальная ведь, даже, можно сказать, честная сделка, обоюдный компромисс то есть: я тебе даю свое тело и молодость, в результате ты выглядишь в глазах общественности суперменом, а ты мне бабки. Ага, так и раскошелился кабан!