– Что так? – растерялся Оленин, перевел взгляд на Агату. По выражению лиц Виктора Серафимовича и посетительницы догадался, что произошло нечто неординарное.
– У нас еще один убийца, – сообщил Сербин.
– Да? – принял его слова за чистую монету Оленин. – Кто?
– Я, – с безликой интонацией сказала Агата. – Как написать чистосердечное признание?
Она не просто пришла с оговором на себя, она запаслась белоснежными листами бумаги и авторучкой! Вот, достала их из папки, приготовилась...
– Пишите в произвольной форме, – отмахнулся Сербин.
Агата собралась писать прямо на коленях, подложив под листы папку, будто у него здесь писательская изба. Сербин остановил ее:
– Подождите. Сначала докажите.
– Что я должна доказать? – опешила она.
– Докажите, что вы убили. В доказательства входят мотивы, свидетели, улики. У вас есть этот набор?
Пусть, пусть начинает устно излагать, он ее быстро выведет на чистую воду. Сербин подпер щеку ладонью и был весь внимание, даже улыбку на лицо натянул. Оленин отошел к окну, умостился на подоконнике и тоже приготовился слушать. Казалось, заявление Агаты Гринько его не удивило.
– А разве моего признания недостаточно? – спросила Агата.
– Нет, – твердо сказал Сербин. – Давайте доказывайте, что именно вы убили.
Агата шумно вдохнула, задержала дыхание на несколько секунд, но заговорила без волнения, сухо:
– Мой муж за последние годы изменился, стал плохо относиться ко мне и детям. Я многое терпела, даже его походы по проституткам, но постепенно во мне росла ненависть к нему. Ненависть и отвращение. Последний год – дети об этом не знают – мы жили хуже кошки с собакой. Однажды он прямо заявил, что скоро избавится от меня. Я заподозрила, что у него есть любовница, а чтобы не делить имущество со мной, он меня физически устранит. И стала бояться пить-есть в доме, опасаться выходить на улицу – мне мерещились наемные убийцы. От подобного ужасно устаешь! И вдруг Андрей собрал нас в ресторане... Впрочем, мы вам рассказывали об этом. Я подумала: вот подходящий случай, когда можно отплатить ему за все, получить свободу и покой. Я пришла в офис без пятнадцати семь, зная, что скоро туда придет Бельмас...
– Как же вас не зафиксировали камеры?
Вот и подловил ее Сербин!
– Какие камеры?
– В здании установлены камеры наблюдения...
– А я, – перебила Агата, не смутившись, – прошла через боковой ход, чтобы никого не встретить.
– Там есть какая-то дверь? – заинтересовался Сербин.
– Маленькая, железная. Она незаметна, потому что в углублении, расположена с торца под лестницей, ведущей на крышу. Почему-то всегда закрыта, хотя является пожарным ходом. Но я позаботилась и сама ее открыла, у меня ведь было время – целая неделя. Через ту дверь вначале попадаешь в небольшое помещение, потом три ступеньки – и оказываешься в общем коридоре. Там нет камер слежения. Вы можете проверить.
– Ну-ну, – подбодрил ее Сербин.
– Сначала я зашла в туалет и подготовила пистолет...
– А где вы взяли пистолет?
– Купила.
– Что вы говорите! Даже я, следователь, не знаю, где можно приобрести контрабандное оружие, а пистолет именно контрабандный.
– Потому что вам оно не нужно, – нашлась Агата. – А я года два назад искала, где купить пистолет. Для самообороны.
– И кто же у нас оружейник?
– Откуда мне знать? Свели меня с продавцом, и все к тому же полтора года назад.
– Какая марка пистолета?
– Да мне плевать на марку. Он стрелял, и мне было того достаточно.
– Дальше, – произнес Сербин с оттенком усталости.
– Я вошла в кабинет, выстрелила в мужа. Но откуда мне было знать, что войдет секретарша? Она так выслуживалась перед мужем, что жертвовала своим временем. Я непроизвольно выстрелила в нее. От страха за себя. Потом убежала через тот же ход.
– А пистолет? – ехидно спросил Сербин.
– Пистолет? – замигала веками Агата. – Пистолет... куда-то бросила... не помню куда... Поймите, я была в жутком состоянии! Это ведь нелегко – убить. Убить мужа, отца моих детей. А тут еще эта дура... Мне было очень плохо, поверьте.
Сербин поджал губы, чтобы с них не слетело крепкое словечко, прищурил глаза и, постукивая пальцами по столу, про себя материл жертву материнской любви. Но он кое-что припас для нее...
– В милицию позвонили и сказали, что в офисе Гринько убили двух человек, – сказал Сербин. – Кто же это был?
Агата явно потерялась:
– Позвонили? Там никого не было...
– Был. Мужчина. Звонил он из кабинета Белоусовой, мы установили.
– Значит, есть человек, который...
Она затормозила, но и бровью не повела, не смутилась и не взмолилась, мол, простите, я вас обманула, потому что хочу спасти сына. Ее выдержке можно было позавидовать. Сербин подсказал ей:
– Свидетель. И странно, что он прячется. Кого, интересно, он боится, вас?
– Я никого не видела.
– Продолжайте, – иезуитски сказал Сербин.
Предпочитая помалкивать, Оленин вжал голову в плечи и смотрел на Сербина с подозрением. Во-первых, вел себя следователь нетипично. Во-вторых, чего артачиться, когда есть чистосердечное признание? Обычно из преступника показания выдираются дозволенными и недозволенными средствами – все против него, а он не сознается. Тут женщина сама пришла, рассказ ее убедителен...
– Что продолжать? – спросила Агата.
– Куда вы дели деньги?
– Я их не трогала, потому что не за ними пришла. Наверное, их взял тот человек... свидетель. Да-да! Точно! Он и забрал, поэтому не дает вам показаний.
– Хорошо. А как вы объясните такой факт: ключ от кабинета Белоусовой, который мы нашли в кармане пиджака вашего сына?
– Не понимаю, какое значение имеет ключ?
– Очень большое. Именно из ее кабинета поступил звонок в милицию, когда был убит ваш муж. Во вторник я разговаривал с Белоусовой, в тот же день ее утопили. Как же ключ попал к вашему сыну?
– Полагаю, это случайность. Вадик встречался с ней, ключ она могла забыть у него в машине, а он забыл отдать.
– Он утверждает, будто понятия не имеет, откуда взялся ключ.
– Мой сын просто испугался, вот так и сказал.
Логика мощная. Сообразительность мгновенная. Сербин процедил:
– Перейдем к Белоусовой. Как и почему вы ее убили?
– Мне показалось, она догадалась, что я застрелила мужа, Тая была для меня опасна.
– Почему же вы ее не убили в субботу, воскресенье или понедельник, а только во вторник?