– Пардон, моя золотая, на что намекаешь? – услышала Марину.

– На то самое, – ответила подающая надежды. – На ее друга, у которого она живет. Они же демонстрируют свою связь, это же ясно как божий день: он ее любовник, думаю, и был им. Бедный Игорек...

– Золотце мое ненаглядное, – заводилась Марина, – в твои годы не моют начальству кости с позиции горничной.

– А в ваши годы занимают кресло по меньшей мере зама, а не ходят в рядовых и не попивают втихаря горькую.

– Ты, молодое дарование, – угрожающе прошипела Марина, – тебя заткнуть?

– Прекратите, девочки, – вступила суперобразцовая мать-жена предпенсионного рубежа. – Инночка в какой-то степени права...

– И в какой же? – окрысилась Марина.

– Ну... такое поведение... Надо хоть полгода соблюсти траур. Ей пеплом голову посыпать следует, а она... Это называется шлюшеством.

– Ага, я поняла. Вы завидуете, – торжественно заключила Марина.

– Фу, как пошло! – фыркнула мать-жена. – Порядочная женщина не должна выставлять связи напоказ. Да еще с полунегром... Да еще так скоро.

– Хватит о порядочности! – рявкнула Марина. – Лично меня сейчас наизнанку вывернет ваша моралистика. А тебя, золотце мое ненаглядное, крысавица ты наша... – Очевидно, Марина говорила это шустрячке. – Еще раз хоть от кого услышу, что ты своим языком моешь мне или Дарье Николаевне кости, я тебе язык откушу, на голове юбку завяжу и с голой задницей пущу по всем отделам! Поняла, детка? И запомни, я тебе не «Мариночка»! На «вы» и через паузу! Гуд бай.

Ее четкие шаги приближались к выходу. Не желая встречаться с ней в дверях, Даша пулей бросилась по коридорам редакции в поисках безлюдного угла. Забилась под лестницей, плюхнувшись на пыльный ящик. Внутри все клокотало от негодования. Вот оно что! Артур привозит ее на работу и забирает после. Это его условие: без него ни шагу из редакции, ни шагу! Понадобилось всего три дня, чтобы болото забулькало. Ну и Мариночка, видимо, поделилась с кикиморами о местожительстве Даши. Делать людям нечего! Ну, почему, почему нужно лезть в чужую жизнь? Чего им не хватает, что заставляет их злобствовать? Это не тупые неучи, а образованные, интеллигентные и современные люди. Резко расхотелось приходить в редакцию, зря не послушалась Артура. Больше уже ни о чем другом думать Даша не могла, а в конце рабочего дня беспричинно разозлилась и на него. Забравшись в машину, выпалила с ходу:

– Меня называют твоей шлюхой.

Она смотрела прямо перед собой, вздернув нос, всем своим видом говоря: видишь, к чему приводит совместное проживание. Он усмехнулся в усы, пожал плечами и в ответ:

– Жаль, что это неправда.

– Впрочем, шлюхой назвали не тебя!

– Шлюх – такого слова нет.

– Знаешь, неприятно собственными ушами услышать сплетни.

– У нас есть время воплотить сплетни в жизнь, – спокойно крутил он руль.

Даша отвернулась и демонстративно не разговаривала с ним всю оставшуюся дорогу. Никакого сочувствия, одни насмешки! Ну да, она такая: сплетни, недоброжелательство, злопыхательство глубоко ранят ее. Если б это правдой было – тогда понятно. А так... Неприятно. Обидно. И противно.

Дождь барабанил с новой силой, будто кто-то обливал окна водой из ведер. Дашу уже не привлекали магические потоки воды, она мяла плед, кипя от негодования на коллег. Ух, какое искушение ей приходится подавлять в себе, чтобы не запустить в них вазой, а лучше – кастрюлей, чугунной, чтоб знали! Вскочив с дивана, Даша ходила по комнате в ярости. Включила магнитофон, надо же хоть чем-то отвлечься. Экспрессивная музыка попала в ее ритм, незаметно для себя Даша принялась... танцевать, во всю размахивая руками и подпрыгивая. Шпильки выпали, коса болталась из стороны в сторону, а Даша походила на ведьму, исполняющую колдовской обряд, не хватало только костра.

– Здорово танцуешь, – сказал Артур, она испуганно вскрикнула. – Дашка, ты выздоравливаешь.

– Нет, освобождаюсь от дурной энергии, – нашлась та. – Ой, ты промок.

– Есть малость, – довольно улыбался он.

– Чего стоишь? – рассердилась. – Иди в ванную, я принесу переодеться.

– Ты готова? – крикнул он из ванной.

– Готова, – проворчала она под нос.

Совсем некстати вошел, застал за дурацким занятием. «Веду себя неадекватно, – думала Даша, собирая Артуру сухие вещи. – Может, я с ума схожу? Поэтому и говорят обо мне черт знает что».

– Поехали, – Артур появился из ванны, застегивая на ходу рубашку. – Прихвати зонт, там потоп.

– Я... Знаешь, давай перенесем... В такой ливень...

– Опять?! Ваня ждет в машине, Андрей жертвует выходным, а ты задний ход даешь! Короче, едем, я сказал!

– Я боюсь. – Чего?!

– Боюсь, наговорю чего-нибудь такого, что мне потом не понравится.

– Вот как! Интересно, какие такие порочные мысли живут в этой красивой головке, о которых ты боишься проболтаться?

– Ничего такого я не боюсь, – вспыхнула Даша.

– Тогда поехали. – (Она упрямо наклонила голову.) – Дашка, силу применю.

Нарочито громко вздохнув, ругая вслух Артура, она схватила зонт.

Лазарет

Он как будто находился в воде, только было сухо, но именно так, словно преодолевая сопротивление воды, Абрам выплывал из тишины и возвращался с того света. И сначала он услышал стоны, какие бывают у людей, испытывающих постоянную ноющую боль. Затем звуки шагов отдавались в голове, но не по-солдатски грубые, а легкие, женские. Он открыл глаза и уставился на потолок... балки, деревянные бруски, перекладины, кое-где в некоторых местах просачивалось солнце через прохудившуюся крышу. Где же он? Абрам порывался несколько раз встать, однако у него это совсем не получалось.

– Лежите, капитан, – послышался молодой женский голос.

Сестра милосердия заботливо поправила подушку и скверно пахнущее одеяло. Да и вообще, вонь стояла в этом сарае омерзительная.

– Где я? – выговорил Абрам непослушными губами.

– В лазарете, капитан. Скоро вас перевезут в более подходящее место.

После бесплодных попыток встать Абрам очень устал, прикрыл отяжелевшие веки и почти сразу заснул.

День клонился к вечеру, когда он проснулся от жажды. Рядом кто-то стонал. Повернув с трудом голову, Абрам встретился глазами с юношей, на лбу которого ясно виднелись крупные капли пота.

– Воды... – выговорил Абрам, едва двигая челюстями, их сводило от сухости во рту.

– Сестра! – позвал юноша. – Принесите воды капитану.

Так пьют только в пустыне, вспомнил он, потому что никак не мог насладиться водой, показавшейся удивительно вкусной, приятно мокрой.