– Я дома, – шептал Абрам, почему-то радуясь.
На постоялом дворе все осталось прежним: те же постройки, та же ветхость и убогость, какие он запомнил, когда его с братом Алешкой вез Уткин и остановился здесь сменить лошадей. Теперь здесь решено заночевать.
«Где ты теперь, Алешка?» – подумал Абрам, подходя к тому самому месту, где тогда стояла карета.
Слишком хорошо он запомнил все, что происходило в России с момента его появления в этой стране. Живо представил и мальчишку с заячьей губой, и мужика в тулупе, и снег... А метель завывала, обрушиваясь на Абрама.
– Не желаете ли в избу пожаловать согреться?
Абрам обернулся. Разглядел в темноте мужика в тулупе, он жестикулировал в сторону изб. Абрам кивнул и пошел за ним. Пройдя сени, он попал в просторную горницу, предназначенную для ночлега проезжающих. Припав к печке, грелись два француза, спешивших в Россию за легким заработком – преподавать ставшие модными язык и танцы. В котле закипала вода на печке, у стен стояли лавки да топчаны, из освещения – две лучины да огонь из печи. «Не Версаль, – с грустью подумал Абрам, сбрасывая шубу и снимая шляпу. – И даже не казарма в крепости Ла Фер». Мужик вдруг охнул. Не глядя на него, разматывая шарф, Абрам сказал с усмешкой:
– Что, черного моего лика испугался?
– Да вроде... – ответил тот, смутившись. – Раз я видал такого здеся, но давно то было. Карета стала у нас, а в ней отрок с черным ликом...
– Постой-ка, – произнес обрадованно Абрам, заметив наконец заячью губу, спрятанную за бородой. – Так то я и ехал в той карете. А ты... Как же тебя называл мужик? Не припомню.
– Левкой меня кличут.
– Может, и Левка... Имя запамятовал. И какое дело ты делаешь?
– Да, как и отец мой, царство ему небесное, за лошадьми гляжу. А вы ж откудова едете?
– Из Франции. Слыхал про такую страну?
– Не, не слыхал.
Абрам сел на лавку, рассматривая Левку, как невидаль. Один из французов подошел к нему и спросил по-французски:
– Капитан, скажите, выдержат ли лошади такую стужу?
– Не беспокойтесь, – ответил он, естественно, тоже на французском, – выдержат.
– Не желаете ли выпить кофе, капитан? – спросил второй.
– Благодарю, с удовольствием.
– А вы и речи иноземной обучены? – с завистью проговорил Левка.
– Да пришлось обучиться. А ты, стало быть, здесь вместо отца?
– Стало быть, так, – угрюмо отозвался Левка, уходя.
– И так всю жизнь, – с сожалением произнес Абрам. – Всю жизнь...
Француз поднес ему кружку с кофе, Абрам пил, вдыхая аромат, напоминавший Францию.
* * *
Павел ворочался с боку на бок на кровати, физически ощущая чье-то присутствие. Так и с ума недолго сойти, если хоть на секунду поверить в вечное существование душ. Павел и не верил. Верил лишь в то, что знает, конкретно видит, с чем сталкивался. Прочь шепот теней, прочь фантазии дремучих людей! Есть реальность, она заставляет действовать...
Денег не было. Тело Стеллы Павел не забрал из больницы. Значительно позже выяснил, что его сестру отдали, кажется, в мединститут для исследований... Собственно, чего он ожидал? Какая-то наркоманка покончила жизнь самоубийством, к тому же она не имела родственников, которые могли позаботиться о ней после смерти. Свою квартиру Стелла переоформила на Павла, но это он узнал значительно позже, когда заглянул в документы. А тогда трое первых суток после смерти Стеллы провел, страшно страдая, неприкаянно шатаясь по городу. Парадокс: в огромном городе не было Павлу места. Три дня он не ел. И никому нет дела до твоих проблем. В этом мире каждый сам за себя. Надо выкарабкиваться, и Павел согласен на все. Ноги привели на знакомый до боли проспект, глаза отыскали Адреналину.
– Сколько? – встретила она Павла обычным вопросом.
После трехдневной голодухи мозги ворочались туго, кружилась голова, еле дошло, что спрашивает она о гере.
– Больше не буду брать, сестра умерла, – ответил.
Адреналина скорчила кукольное личико в плаксивую мину, хлюпнула носом. Видимо, каждая шлюха, теряя товарку, задумывается ненароком о своем конце. Павел пришел сюда не искать сочувствия, а просить:
– Не поможешь с работой?
– Тебе работа нужна? – оживилась Адреналина, нахально осматривая Павла с ног до головы, как заправский оценщик. – Будешь трахать престарелых матрон? Тетки не скупятся, бабки дают большие. Ваш брат ценится дороже нашего.
– У меня пенис самостоятельный, боюсь, на матрону не поднимется, – пошутил Павел.
Шутка пришлась девушке по душе, она заливисто рассмеялась. Потом, посмотрев кокетливо на красивого парня, спросила с улыбочкой:
– А на меня?
– Ты слишком дорогая, у меня таких бабок нет. Так как? Насчет работы?
– А как насчет меня?
– А не боишься, что затрахаю на халяву? – принялся заигрывать и Павел, хотя она ему была до оного места.
– Посмотрим, кто кого. У тебя место есть?
– Да нет, у тетки живу, – хватило ему ума сказать.
– Тогда почапали ко мне. Эй! – крикнула группе девчонок Адреналина. – Если меня спросят, скажите, отгул взяла.
Она набрала съедобной всячины в гастрономе, купила три бутылки вина, на троллейбусе двинули к ней. Девушка терлась и прижималась к Павлу, а тот ни о чем не мог думать, как о ветчине, бившей одурманивающим ароматом из сумки на плече Адреналины и возбуждающей единственный инстинкт: рвать мясо зубами и глотать, глотать...
Болтая без умолку о каких-то козлах и пидорах, Адреналина накрыла на стол, разлила вино, которое сразу обожгло желудок Павла, потом почти сразу отчего-то нестерпимо заломило в ключицах. Павел старался есть спокойно, но умудрился прикусить щеку, торопясь прожевать. Девушка не страдала чувством голода, включила музло, закружилась, задергалась в такт, устроив маленький стриптиз. Сбросив лифчик, покрутилась перед Павлом, выставив внушительный для ее роста бюст, поинтересовалась:
– Как, на твой взгляд?
Что тут скажешь? Одно:
– Сиськи что надо.
Успевший набить утробу Павел, ощутил голод иного рода. Грубо притянув девушку, она все же не девочка-припевочка, цапнул за круглое сокровище, убеждаясь в натуральности, затем завалил Адреналину и без предисловий принялся за дело. Девчонка сладострастно визжала и пищала, видимо, не надоело ей заниматься сексом, а может, у нее это призвание. Павлу что? Кирнул, поел, залез на девчонку – в охотку пошло.
Адреналина смылась с утра, оставив Павла высыпаться. Дрых он без задних ног и без сновидений, вставал исключительно в туалет, потом снова проваливался. Где-то вечером его растолкала Адреналина: