– Жизнь покажет. Но раз ты пришел в уголовный розыск, то не имеешь права мыслить по-мещански узко. Если научишься разбираться в людях, понимать, что ими движет, ты будешь качественней работать, ведь работа наша связана с людьми. Пусть далеко не хорошими, но с людьми. Больше читай. Из книг, Устин, можно почерпнуть опыт, которого тебе не достает.
Обидные слова он сказал мне, но я решил подумать над ними и понять, каким Чехонин хотел бы меня видеть. Пока все сказанное им воспринималось мною через внутреннее сопротивление, с которым надо было справиться. Хотелось поспорить с ним, однако я чувствовал, что победителем в споре не выйду.
– Итак, мы выяснили, кто такая Дамка и какова была ее цель, – говорил Чехонин. – Теперь в нашу задачу входит найти тех мужчин, с кем она гуляла.
– Разве не женщину с серьгой мы ищем? – снова удивился я нелогичности поставленной Чехониным задачи.
– Разумеется, ее. Только не с серьгой, а с разорванным ухом. Но, к сожалению, она пока недосягаема, за медицинской помощью не обращалась, да и вряд ли уже обратится. Мужчина, с которым разговаривала Ирина в ресторане, вот кто нам нужен. Он, как я понял, следил за Федором Михайловичем и был ее доверенным лицом. Не может быть, чтоб этот человек не знал, с кем встречалась Ирина, с кем водила дружбу, а нам нужны все знакомые Максюты. Она ведь впустила женщину в квартиру, значит, была с ней знакома, правильно? Дамка угостила ее вином и не подозревала со стороны гостьи подвоха. Ты иди домой, Устин, а я загляну к музыканту, он теперь единственный, кто способен помочь, потому что видел того мужчину. И второе: все ограбления с убийствами в городе поставим на контроль, авось Мурка еще где-то выплывет.
Я заглянул домой, повидался с мамой и помчался к Агнии, захватив банку варенья и пирог с капустой.
Я много думал над словами Чехонина, сказанными после посещения Федора Михайловича. Думать-то думал, а не принимал его точку зрения, которую он полностью не высказал, лишь намекнул. Почему я узко мыслю? Почему по-мещански? И когда мне читать? Мы работали без выходных, с утра до вечера, а то и ночи напролет, некогда было выспаться. К тому же вечером у меня начиналась другая жизнь, приносившая мне радость. Я ее только-только познавал, она была для меня новой, насыщенной, отказаться от нее я не хотел.
А через пару дней нас подкараулило нежданное событие. Было очень поздно, стоял густой туман, его капли оседали на волосах и одежде. Мы проводили Туруса от ресторана до дома, Чехонин вытягивал из него мелочи, касающиеся жизни Француза. Я не понимал, зачем ему это, но внимал каждому слову и Туруса, и капитана. Но вот мы попрощались с музыкантом, отошли от его дома, и тут раздался выстрел. Мы оба остановились, как вкопанные, а через секунду Чехонин бросил мне:
– За мной! – И помчался назад.
Турус лежал на ступеньках, держась за грудь, его полное лицо перекосила боль, но он был жив. Бедняга таращил глаза сквозь нас, таращил неестественно, явно ничего не видя. Чехонин склонился над ним:
– Кто стрелял? Вы видели?
– Да... – промямлил Турус, закатывая глаза.
– Кто? Кто это был? – закричал Чехонин.
– Ммм... – только и выговорил Турус со стоном.
– Он потерял сознание? – спросил я.
Чехонин выпрямился, рванул на улицу, оставив меня рядом с музыкантом. Я присел перед ним, пощупал пульс на руке – его не было. Открывались двери, высовывались головы, кто-то ступил на лестницу, но сразу же и убежал. Свистящий шепот гулял по подъезду, а я все сидел на корточках и смотрел на человека, который несколько минут назад был жив.
Вернулся взмокший Чехонин, по его вискам струился пот, по носу скатилась капля, повисла над губой. Он устало присел на ступеньку рядом с трупом, утер лицо рукавом и проговорил понуро:
– Чего сидишь? Ищи телефон.
До полночи мы провозились в доме убитого, но ничего, что указало бы нам на убийцу, не обнаружили. Чехонин был мрачнее тучи. Оборвалась последняя наша надежда! Тем не менее, капитан сделал вывод:
– А за нами следят, Устин. Понимаешь, следят. И Туруса убрали потому, что мы к нему приклеились. Значит, мы верно высчитали... и просчитались. Досадно.
Он никогда не говорил «я», всегда «мы», хотя толку от меня по большей части не было никакого. Но заметил я это только в подъезде Туруса, заметил – и мне стало стыдно за свое скудоумие, за беспомощность, неопытность, незнание.
– Что теперь делать? – спросил я, готовый хоть в пекло лезть, лишь бы от меня была какая-то польза. Чехонин усмехнулся:
– Начнем сначала. Ничего, Устин, мы найдем убийцу. Теперь я уверен, что найдем. Столько трупов... Обязаны найти! Надо подумать. Есть у меня еще одна зацепка.
– Какая?
– Финка, Устин. Ее делали кустарно. Прощупаем здешних мастеров, они неплохо знают почерк друг друга. Жаль, мне только сейчас пришла в голову эта мысль. Но лучше поздно, чем никогда, верно? Ну, по домам...
Я не знал, что самые страшные часы близки и неизбежны, что мне предстоят потери, что смерть увижу собственными глазами, почувствую на себе ее беспощадную руку. А тогда я пришел около четырех часов утра к Агнии, разбудил ее. Она хоть и сонная была, а чуткая:
– Что случилось? Ты совсем потерянный...
– Убили музыканта, – рухнув на табурет, сказал я. – Застрелили в подъезде. Мы немного опоздали, убийца ушел...
Она прижала мою голову к своей груди, опустила нос в мои волосы. Я ощущал ее теплое дыхание, которое проникало в меня через макушку, распространялось по всему телу, давая силы. «Хорошо, что у меня есть Агния», – думал я.
Обычно она вставала раньше меня, готовила нехитрый завтрак, но в то утро после убийства музыканта я проснулся первым, когда едва-едва забрезжил рассвет. Проснулся и лежал, глядя на нее, боясь нечаянно потревожить. Агния лежала боком ко мне, положив сложенные ладони под щеку. Что-то в ее позе было трогательное и детское. А утро заполняло комнату светом, лицо Агнии все отчетливей выделялось на подушке, становясь необыкновенно прекрасным. Мы никогда не любили друг друга при свете дня, только при полной темноте, а тут меня потянуло к ней. Я коснулся губами ее губ, Агния потерлась своими губами о ладошки и перевернулась на спину. Ее светлые волосы соскользнули с виска, и открылось ухо...
Меня будто ножом в грудь ударило – мочка уха Агнии была разорвана. Ранка уже затянулась, но красноватый шрам и мелкие частицы запекшейся крови... Нет, это совпадение, дурацкое совпадение. Но оно меня выбило из колеи, я не знал, что думать. Откуда этот свежий шрам у Агнии? Надо разбудить ее и спросить, пусть она успокоит меня, развеет мои сомнения... нет, подозрения... А в чем я подозревал ее? Даже мысленно не мог произнести, не мог соотнести ее с Муркой, бандитской тварью. Она чудная, прекрасная, любящая... Нет, это моя работа подействовала на меня, потому так и лихорадило.
Агния проснулась, я притворился спящим. Она осторожно перелезла через меня, бесшумно задвигалась по комнате, ушла в ванную, потом на кухню. А я лежал с закрытыми глазами и думал, что мне все привиделось. Одновременно в голове у меня одна мысль сменяла другую. Кто такая Агния – я не знал, документов не видел, да и не спрашивал их. Как жила она, из какой семьи – понятия не имел. Чем занимается днем и вечерами, когда меня нет, – не в курсе. Я ничего не знал о ней! Мне было достаточно ее заботы, любви и того, что она есть. И я вновь отгонял от себя подозрения, внушая себе, что ранка на ухе Агнии – совпадение, не более.