– Ей не хотелось уйти от Всеволода? – негодовал Макар.
– Это оказалось не так просто, как вам представляется. Как уйти? Она была заперта в прямом смысле.
– А позвонить вам? Вы бы сообщили милиции...
– Он забрал ее сотовый, а обычный телефон куда-то прятал, когда уходил. Постепенно Светочка впадала в уныние, не замечала ничего вокруг, думала лишь, как наладить с ним прежние отношения. Но это были цветочки. Однажды он попросил ее потренироваться ставить чужую подпись, дал образцы...
– Зачем? – подняла она на него изумленные глаза.
– Так надо. Вечером проверю.
Светлана мучилась весь день, не желая рассердить своего господина. Она все еще надеялась на чудо. Он оценил ее старание, а утром приказал одеваться. Выйти на волю для Светланы казалось верхом счастья, ведь уже около месяца она сидела взаперти. Всеволод давал указания, и Светочкино счастье таяло.
– Подашь паспорт в окошко до востребования, заполнишь бланк печатными буквами, поставишь эту роспись и получишь деньги. Я буду рядом.
– Это же не мой паспорт, – вытаращилась Светлана, глядя в раскрытый документ.
– Теперь он твой, – бросил Всеволод небрежно, направляясь из спальни к лестнице. – Поторопись.
Спускаясь вниз, она прочла имя «Вероника» и фамилию «Иванникова». Но фотография... Светлана обнаружила, что девушка с фотографии похожа не нее. Тут даже у ангела созреет бунт.
– Постой, Всеволод, – решительно сказала она. – Объясни, что все это значит?
– Что именно? – повернулся он к ней.
Светлана сбежала к нему, сунула ему под нос раскрытый документ.
– Это чужой паспорт, чужие деньги. Я не могу их получить.
– Да никто не обратит внимания, – отмахнулся он.
– Это подлог. Мошенничество. Ну, знаешь, я не хочу в тюрьму...
Всеволод ткнул пальцем ей в грудь, глаза его побелели.
– Будешь делать то, что я прикажу.
– Не буду, – взвилась Светлана. – Все, с меня хватит. Закрой своих собак и выпусти меня отсюда! Я больше не хочу семейного счастья в этом доме, не хочу называться Вероникой, не хочу терпеть твои наклонности дикаря в постели. Ничего не хочу. Я ухожу...
От удара в солнечное сплетение она отлетела к лестнице и грохнулась, ударившись спиной. Не успела Светлана опомниться, как Всеволод подскочил к ней, схватил за волосы и зло, сквозь стиснутые зубы, прошипел:
– Ты никуда отсюда не уйдешь. Только на тот свет – запомни.
– Пусти, мне больно... – еле выдавила Светлана, от боли у нее перед глазами пошли разноцветные круги. – Ты не имеешь права...
– Ах, не имею? Вот твои права!
Он бил ее кулаками. Бил изощренно, хладнокровно, но не по лицу. Ему показалось этого мало, Всеволод начал бить ее ногами до тех пор, пока Светлана не перестала стонать и затихла.
Очнулась она на кровати в спальне, попыталась встать и упала на подушки. Тело ужасно болело, казалось, на нем нет живого места, кости переломаны. Припомнив все происшедшее, Светлана горько расплакалась, плакала долго, безутешно, до полного опустошения. Наступил вечер, а она все плакала.
Вдруг услышала лай собак, затем кто-то поднялся по лестнице. Это шел садист, ее мучитель. Светлана сжалась, гадая, чем он еще удивит ее.
Всеволод включил настольную лампу, присел на кровать и... погладил ее по щеке. Прикосновение вызвало у нее омерзение, но Светлана виду не подала, теперь она боялась его, как боятся чудовищ.
– Как ты, Вероника? – спросил он, будто ничего не произошло.
– Мне больно, – выговорила Светлана.
– Ты не приготовила ужин?
Нет, он издевается? Теперь морально издевается? Не хочет слышать, что ей больно, плохо, страшно. Светлана сделала попытку встать, так как неизвестно, какое наказание он придумал за неприготовленный ужин.
– Лежи, лежи, – неожиданно сказал Всеволод. – Я сам справлюсь. Или пойди, прими ванну, тебе станет легче.
Ванна так ванна, что он скажет, то она и сделает. Светлане было тяжело ходить, но она поплелась в ванную, там рассматривала себя голую, с безобразными кровоподтеками. Завтра они станут еще ужаснее, почернеют. А что будет послезавтра? Неужели она обречена на положение бесправной рабыни? Светлана снова расплакалась, стоя под душем. Она бы простояла под струями воды до следующего утра, пока не уйдет садист, но он позвал ее:
– Вероника! Ужин готов.
Светлана надела махровый халат на голое тело, поплелась в гостиную. Сервированный стол, свечи бокалы, вино... Праздник. Только у кого? Кусок в рот не лез, однако Светлана честно давилась едой, чтоб садист не рассердился, зато у него был волчий аппетит, он что-то рассказывал, чему-то смеялся... Пытка. Светлана отодвинула тарелку:
– Спасибо.
– Никогда не перебивай меня, – сказал он мягко.
– Не буду. – Она не могла не задать ему вопрос: – Всеволод, почему ты со мной так?..
– Севастьян. Я – Севастьян, поняла?
– Поняла.
– Моя жена не должна задавать никаких вопросов.
– Я тебе не жена.
– Жена. – Он ушел в другую комнату, принес какой-то документ, протянул его Светлане. – Посмотри, это свидетельство о браке.
Ее уже ничем нельзя было удивить, правда, (она и не пыталась) понять, что к чему. На этом вечер не закончился, Всеволода... то есть Севастьяна потянуло на любовь. Прежней необузданности, звериной страсти и в помине не было, он целовал ее лицо и тело, избитое им же, вдруг став тем, кого она познала в гостинице. И позу избрал самую что ни на есть целомудренную – сверху. Только ей это было не нужно, противно, а оттолкнуть его не посмела, лишь просила:
– Не надо... мне больно...
В конце концов, она окончательно поняла, что ее желания здесь не имеют значения, да и сама она не представляет никакой ценности.
Утром он снова приказал ей одеться, вручил паспорт Иванниковой Вероники, замер, проверяя, насколько хорошо она усвоила его уроки. Светлана взяла паспорт и пошла к выходу, но он раскусил ее тайный замысел, преградил ей путь:
– Предупреждаю: попробуешь убежать или позвать на помощь, или выкинешь еще какой-нибудь финт, убью. Убью на месте.
В подтверждение он вынул нож с загнутым концом, приложил блестящее лезвие к щеке Светланы, медленно провел вниз, задержал на горле. Девушка затаила дыхание, но самое ужасное были не его слова, а его лицо. Нет, оно не несло печати безумия, оно было совершенно нормальным, оттого и страшным: стало понятно, что просить о пощаде бессмысленно.
– Проведу вот здесь, по горлу, – говорил он. – Будешь захлебываться кровью, испытывая адскую боль. Ты все поняла?
– Да.