– Либо завязывают того же Кабана, чтоб сделать его ручным, либо создают путаницу.
– Соображаешь, – похвалил его Сергей. – А я думаю, и то и другое. Видимо, Спасский здорово напугал кого-то, этот товарищ пошел нетрадиционным путем и втягивает новых соучастников. Кабан, Амбарцум – люди с положением. Допустим, есть еще парочка таких же Кабанов. Представляешь, какой будет хипеш, если все вскроется? Да они хором железо грызть будут, чтоб замять дело, не пожалеют денег, а деньги – мощное оружие. В данном случае тот, кто стоит на верхушке пирамиды, прав: завяжи приятелей, и тебя вытащат, потому что будут спасать себя. Но может быть и такой вариант: соучастники не случайные сообщники, а давно вместе.
– Тогда Кабан выгораживал себя и доложит о нашем налете.
– И пожалеет об этом, – дополнил Сергей.
– Куда едем? Посвяти.
– Купим стволы, я свой утопил, когда топил трубу Майки, чтоб он больше не светился. Ну и еще кое-что приобретем.
– Когда ты успел точки найти? – изумился Ренат.
– Зяблик, ты забыл, с кем связался. Про это дело я все знаю, а устройство сети сбытчиков везде одинаковое. Действуем так...
– Я позвал вас так рано, потому что вечером никого не соберешь, – медленно выговаривал слова Марлен Петрович.
Он не заболел, напротив, чувствовал себя превосходно, но слова вязли в зубах из-за преодоления сопротивления. Давно он не видел вместе сына и невестку, хотя они живут с ним в одном доме. Завтракают порознь, обедают на работе, ужинают – кто где. Однако, при виде перекошенных физиономий Ярослава и Валентины, которые сели на один диван, но в разных его концах, у него испортилось настроение. А ведь когда-то они любили, целовались у всех на виду, ходили в обнимку. Теперь это были два антагониста, которым смотреть друг на друга противно, хоть и спят они в одной спальне. Собственно, Марлен Петрович собрал парочку не ради воспитательных целей.
– Надеюсь, вы помните, что у меня сегодня юбилей? (Дети, мать их за ногу, кивнули.) Я требую, чтоб на сегодняшний вечер вы зарыли топор войны. Требую, чтоб соблюдали приличия. Завтра делайте, что хотите: разбегайтесь, сходитесь, бейте посуду, но это завтра. Не слышу дружного «да».
– Я не собираюсь портить вам праздник, – сказала Валентина.
– Приличия? – пожал плечами Ярослав. – Хорошо.
– Вот и славно. – Марлен Петрович был недоволен, потому что не так он мечтал встретить свой юбилей. Он отвернулся, не желая их видеть, и процедил сквозь зубы: – Свободны.
Ярослав сразу ушел, а невестка осталась. Последнее время Марлену Петровичу и сын осточертел, ибо стал подобен жене. Двое квартирантов-чужаков! Лишь ночуют в доме, будто это гостиница! А Валентина не уходила, задумчиво смотрела в сторону, потирая пальцами скулу.
– У тебя ко мне дело? – как всегда, прямо спросил Марлен Петрович. Она перевела на него недоуменный взгляд. Не расслышала, что ли? Теперь в этом доме еще и оглохли некоторые? – Что ты хочешь сказать?
– Наверное, мы разведемся, – наконец выдавила она.
– Ты к этому приложила не мало усилий.
– Я? Опять я виновата?
– Ты, – убежденно сказал он. – Я дал вам шанс наладить отношения, но ты его не использовала. Упрямство и гордыня – худшие качества женщины. Что ты сделала, чтоб Ярослав переменился к тебе?
– А он что сделал для этого? – вернула она вопрос.
– Он мужчина, Валя, а ты женщина... Не перебивай! – осадил невестку Марлен Петрович, когда та хотела возразить. – Это он не хочет тебя, а не ты его, извини за откровенность. Мужчина устроен примитивнее, им надо уметь управлять. Но я не о грубом давлении говорю, а о дипломатии, искусством которой многие женщины неплохо владеют.
– Я бы согласилась с вами, если б мой муж не выставлял свою измену напоказ. А дипломатничать, когда меня нагло дразнят, я не могу. Я чувствую себя оскверненной.
Оскверненная! Каково, а? Святая и почти непорочная! Марлен Петрович скрипнул зубами, пытаясь сдерживать себя, но это оказалось невозможным. В таких случаях его дядя говорил: «Полилась вода в хату». Марлен Петрович поднялся:
– Иди за мной.
Привел Валентину в кабинет, открыл ящик, достал стопку фотографий, к этому дню она значительно увеличилась. Правда, была одна загвоздка, не позволяющая раньше бросить снимки в лицо невестке: не удалось заполучить иллюстраций к Камасутре. Впрочем, достаточно и этого набора, чтобы поставить Валентину на место.
Она перебирала фотографии с большим интересом, перебирала быстро, не задерживаясь ни на одной. Эффекта, которого ждал Марлен Петрович, не получилось, Валентина проявила завидное хладнокровие, а не раскисла.
– Вы приставили ко мне шпиона, – произнесла она с усмешкой. – Это отвратительно. И что? Что вы хотите этим сказать? Я изменяю Ярославу? Смешно. На этих фото мои партнеры по бизнесу. Да, есть среди них есть и просто знакомые, например, вот этот... – Она показала снимок, на котором танцевала с мужчиной в ресторане. – Мой одноклассник.
– А с Амбарцумом у тебя какие дела?
– Только не надо приписывать мне связь с Амбарцумом, он не в моем вкусе. Не забывайте, Марлен Петрович, у меня предприятие, я производитель! И мне надо сбывать свою продукцию. Он хочет купить плитку подешевле для своих прачечных, а я хочу продать подороже. Знаете что, покажите эту гадость моему мужу, думаю, ему понравится.
– Для него это компромат на тебя, когда в суде будут определять местожительство ваших детей.
Удар достиг цели, Валентина вскочила:
– Это подлость.
– Нет. Всего лишь тактический ход. Я даю тебе еще один шанс. Делаю это не ради тебя и Ярослава, на вас мне плевать. Ради мальчиков. Договаривайтесь, как хотите, живите по своему усмотрению, но у моих внуков должны быть мать с отцом.
Валентина кусала губы, в глазах ее блеснули слезы, крыть ей было нечем. Она бросила в лицо свекру:
– Ненавижу вас.
– Я тебе не враг, потом ты это поймешь.
Она ушла, а он запер фотографии в ящик и подошел к окну. Внизу бегали внуки – его единственная отрада. Марлен Петрович не умел прощать, но ради внуков был готов простить невестку. Когда-то он так и не простил дядю, а тому нелегко пришлось, это Марлен Петрович понял позже, сейчас он надеялся, что его когда-нибудь поймут и Валентина с сыном. Но как же все переплелось в этой жизни – ненависть и любовь, правда и ложь, одно неизменно тянет за собой другое. Истины нет и не будет – в этом и есть беда человека.
Зайдя на огромную территорию долгостроя, Сергей поднял руки вверх:
– Пацаны, предупреждаю: со мной денег нет, разрешаю себя обыскать. Хвост я не привел, вы, наверное, уже знаете. Незаметно сюда никто не пройдет, у вас наверняка стоят люди на шухере, к тому же вы подготовили пути к отступлению.
– Мы люди честные, – сказал сухощавый, со впалыми щеками, мужчина. – А клиенты попадаются бестолковые.