– В войну с ними решил вступить? – скептически произнес Сергей, на что Федор ответил со всей серьезностью:
– Так она идет. Никто не замечает, а она идет. Делят, делят... постреливают – вот тебе и война. Я не успел ничему мирному научиться, зато стреляю неплохо. Мрази не должно быть так много, как сейчас развелось. Трудно жить, елки-палки.
Нет, он не рисовался: вот какой я борец за справедливость, храбрый и умный, сам от себя тащусь. И ненависть не демонстрировал, значит, это его убеждение, позиция, с которой вряд ли его сдвинешь. И все же...
– Ты нас не знаешь, а разоткровенничался, – сказал Сергей.
– Я ж говорил: моя дырявая шкура...
– Не совсем убедительно, но ответ принимаю, – перебил его Сергей. – А что ты хочешь от нас?
– Я сразу понял: вы не просто так интересуетесь Алешкой и Спасским. И дармоедов во дворике раскидали вкусно. У вас есть цель, у меня тоже, но мне нужна помощь. А поскольку наши интересы сходятся в одной точке, то мы можем стать полезными друг другу.
– И какова твоя цель? – спросил Ренат.
– Писарь. Обещайте отдать его мне.
– Не мелковато плаваешь? – поддел его Сергей. – Писарь – не главный.
– Не главный, – согласился Федор. – Но он занимается этим по своей воле, ему нравится то, что он делает. Когда Лешку мочили, он там был.
Сергей не сказал ни «да», ни «нет»:
– Что еще можешь рассказать?
– Спрашивай, – коротко сказал Федор.
– Кого сейчас пасешь?
– Юриста. Ипполита Матвеевича Гутника.
– На фиг им юрист? – задумался Ренат.
– Мне не докладывали.
– Значит, получается, убийствами занимается большая группа людей? – выспрашивал Сергей подробности.
– Стреляет один человек, второй у него на подстраховке. Что потом с киллером – никому неизвестно. А когда подготовку ведут – да, здесь групповщина. Но проблему выстрелом не всегда решают, иногда договариваются. Это все, что мне известно от Лешки. Я человек новый, не больно-то они мне доверяют после него. Пока даже не сказали, зачем я веду наблюдение.
– Думаю, ему тоже не доверяли, – заявил Сергей.
Он понимал: раз тут образовался мощный клан, то эти люди позаботились о своей шкуре, и в случае, если выбьют одно звено, остальная цепь останется целой. Пока Сергей думал, Федор догадался, что ему с бухты-барахты эти двое доверять не станут. Он написал на салфетке номер:
– Возьмите. Это номер сотика, который я никому не даю, он зарегистрирован на несуществующее имя. Для моих «благодетелей» у меня есть другая труба, а вам я буду звонить с этого мобильника. Советую тоже купить трубу на фальшивое имя. Подумайте, я не тороплю.
Ренат дал ему свой номер, и когда после кафе Сергей сказал, что этого не стоило делать, тот возразил:
– Он не пойдет на нас стучать. Не видишь разве, парень не гнилой?
– Вижу, но и не гнилые ломаются.
– Мне его жаль, он похож на смертника. Что дальше делать? Серега, меня с работы попрут, если я задержусь здесь больше десяти дней.
– В таком случае, берем быка за рога.
– Какого быка?
– А какой у нас есть? Амбарцум, Зяблик, только Амбарцум. Других пока нет. Прессуем сегодня ночью.
Обо всем, что выпадало из заданного ритма, Амбарцуму докладывали в обязательном порядке. Само собой, доложили и о происшествии на проспекте Калинина в его же конторе, в дом Хабуров всякую шушеру не пускал. У окна сидел Шея, помалкивал. А Амбарцум не знал, как отнестись к данному случаю, поэтому взял паузу на обдумывание, машинально рассматривая свои ногти.
Три идиота не додумались проявить выдержку и вызнать, что хотели два мужика. Четвертый идиот в коляске начал от них удирать, когда те спросили его о Лехе. Зачем он удирал? Если те два типа действительно интересовались Лехой, потому что он служили с ним, то это полбеды. А вдруг они из органов?
Амбарцум обнаружил маленький кусочек грязи под ногтем, взял нож для разрезания бумаги, орудуя им, небрежно поинтересовался:
– Кто первый начал?
Очевидец и участник в красной футболке шмыгнул носом и нехотя признался:
– Ну, типа мы...
– Что значит – типа? – спросил, не глядя на него, Амбарцум.
– Ну, я им проваливайте, говорю, а они чего-то там вякают. Ну, мы подходим, я с железкой. Хотел врубить одному, но меня опередили.
– Значит, все-таки они, – сделал вывод Амбарцум.
– Ну... да... – согласился парень.
– Вас было трое, даже четверо, а их двое, но вы не справились.
– Калека не в счет, он же в коляске, – робко вымолвил парень.
– Он и на руки инвалид? – желчно произнес Амбарцум. – Мог камень взять.
– Да быстро все случилось, – оправдывался парень. – Они натасканы лучше. Вломили нам, и все.
– А инвалида, значит, не тронули? – допытывался Амбарцум, хотя докладчик ему подробно все изложил.
– Не, не тронули, – подтвердил тот. – Им Леха нужен был, они служили с ним вместе. Федька сказал, что не знает такого.
– А почему ты сам не выслушал, что им нужно? Поговорил бы. Ну что особенного в том, что они проявили интерес к Лехе, который уехал лечиться? Зачем лезть на рожон?
– Так Федька свистнул, мы и выбежали. Он от них сбежал с точки, думал, менты пристали.
– Не хватало только, чтоб вы с ментами подрались, – вздохнул Амбарцум, глядя на тупое создание, не умеющее шевелить извилинами. Впрочем, у этого пацана вряд ли есть извилины. – Ты запомнил, как они выглядят?
– Ну, если встречу, то узнаю. Один такой... – докладчик немного поднял руку над головой, затем сжал кулаки и потряс ими. – И такой.
– Понятно, – презрительно бросил Амбарцум. – Крепкий, да?
– Ага. Второй чуть выше, худой и в очках.
– Иди, – махнул рукой патрон. Когда парень ушел, он обратил свой лик к Шее. – Что бы это значило? Почему они интересовались Лехой?
– Да нет здесь никакого злого умысла, – тот не впал в панику, как Амбарцум, который и в дуновении ветра видит происки правоохранительных органов. – Раз умеют кулаками махать, то наверняка служили в горячей точке.
– Не все, далеко не все, кто там побывал, умеют махать кулаками, – возразил Хабуров. – Там нужно уметь стрелять.
– Там, Амбарцум, все нужно уметь, – со знанием дела заявил Шея, будто бывал «там» не раз.
– Откуда же они знают, что Леха сидел на проспекте?
– А что тут такого? Знакомые встречали, например. Успокойся, Амбарцум, если б они были из органов, напрямую не стали б спрашивать Федьку. Они б установили за ним слежку. А что это дало бы им? Ничего.