– Антонина! – прорычал сверху Святослав Миронович, мгновенно сбежав с лестницы и кинувшись к жене. – Прекрати! Встань, черт тебя возьми!
– Не встану, пока она не пообещает остаться, – отмахивалась от него жена, обливаясь слезами. – Оля, ты останешься? Пожалуйста! Я прошу тебя! Я очень, очень прошу тебя!
– Перестань, дура! – взбеленился Святослав Миронович, грубо схватив жену под грудь и пытаясь поставить ее на ноги. – Пусть идет. Отпусти ее, Антонина.
– Нет! Нет! – истерично закричала Антонина Афанасьевна, отпихнув мужа и вновь уцепившись за Оленьку. – Сам уйди! Не мешай! Оля... Оля, пойми... я не смогу без тебя. Ты еще... совсем немного побудешь у нас. Я понимаю, тебе не нравится здесь... мне тоже... но так уж случилось... К тому же я буду платить тебе больше... Да! Может, ты потом привыкнешь, ведь ты прожила у нас немного... Останься, Оленька!
– Хорошо, хорошо... – выдавила девушка, сбрасывая с себя ее цепкие руки. – Я останусь. Только успокойтесь. Пожалуйста, успокойтесь.
Ей удалось вырваться и отбежать к стене. Она переводила растерянные глаза с хозяйки на ее мужа, а тот стоял и с царским укором смотрел на сиделку. Пауза продлилась недолго, Антонина Афанасьевна смахнула со щек слезы кончиками пальцев, растерла их и поднялась с колен. Это снова была неприступная и сильная женщина, которая никогда не будет умолять, даже просить, тем более стоять на коленях. Метаморфоза просто потрясла Оленьку, можно сказать, лишила дара речи. Тем временем Антонина Афанасьевна повернула свое красивое лицо к ней и поблагодарила, как обычно благодарят за незначительную услугу:
– Спасибо, Ольга.
Этот ход смешал в голове Оленьки абсолютно все, в душе ее царила неразбериха. Ей хотелось одного – выйти на воздух, вдохнуть прохлады и привести в норму мозги, может, тогда она поймет, что происходит с этими людьми, нормальные они или с большим сдвигом. Она спросила:
– Я могу выйти на улицу? Мне нужно сказать жениху, что я не поеду с ним.
– Разумеется, дорогая, – разрешила Антонина Афанасьевна. – Скажи, что ты поживешь здесь недолго, неделю-две. За это время я подыщу другую сиделку.
Оленька выбежала во двор, а оттуда на улицу, услышав тихо сказанную Святославом Мироновичем фразу:
– А что изменится через неделю?
Эмиль курил у авто. Завидев Оленьку, он отбросил сигарету и зашагал навстречу.
– Я не могу уехать, Эмиль, – сообщила она.
– Почему? Мне казалось, ты хотела уйти отсюда.
– Да, и хочу. Но мне должны найти замену. Ко всем несчастьям еще и старик убежал, отец хозяйки. А сын ее тяжело болен. Она просила меня остаться ненадолго. Я не могу бросить ее в таком положении.
– Понятно. В таком случае возьми мой сотовый телефон.
– Что вы, не надо, – обеими руками она отстранила его руку с телефоном.
– Нет, возьми, – настоял он, сунув ей в карман пальто трубку. – Звони в любое время. Особенно если что-то тебе не понравится или что-то случится...
– Да что может случиться?.. – попыталась возразить она.
– Все, Оля, все, слова не нужны. Бери. И до встречи.
Вскоре она уже следила за огоньками автомобиля, который удалялся по ровной дороге. Ну, почему, почему она не умеет сказать твердое «нет»? Почему ее так легко разжалобить? Сейчас бы ехала с Эмилем, оставив позади этот холодный дом и его обитателей. Огоньки автомобиля пропали, Оленька поежилась, запахнула пальто... Ветер после обеда поднялся, а сейчас он уже имел огромную силу. Какая в этом году отвратительная осень! И где сейчас в такую мерзкую погоду прячется бедный Афанасий Петрович?
– Вот это мужчина! – раздалось возле ее уха.
– Господи! – вскрикнула Оленька. – Марина, ты напугала меня.
– Прости, Олюшка, – состроила виноватую мину девушка. – Я выскочила на минуточку, хотела с тобой встретиться, а тут ты с Эмилем Максимовичем... Он очень, очень видный мужчина и к тебе неравнодушен, я сразу заметила.
– Глупости, – нахмурилась Оленька. – У него дочь недавно погибла.
– Что ты говоришь! – распахнула глаза Марина. – Как же это?
– Маньяк убил. Про маньяка слышала?
– Ну, да... Неужто правда? А я думала, врут. Каждый год эти самые маньяки появляются. Ой, Олюшка, посоветоваться мне надо.
– Ну, давай быстрее, а то мне нельзя задерживаться.
– Оль, я его позвала...
– Кого?
– Ну, Бориса Евгеньевича, – шепотом, оглядываясь на дом, затараторила по-деревенски Марина. – Говорю, мол, беременная я. А он говорит, чтоб аборт сделала, денег даст, только придумать надо, что жене сказать, когда отлучусь. Я ему, мол, какой аборт, чтоб потом вообще не родила? А он мне: «Ты, – говорит, – деваха здоровая, тебе аборты эти, как семечки». Оль, что делать? Ему-то хорошо: сунул, плюнул и пошел, а мне...
– Ты спятила? – возмутилась Оленька. – Я при чем? Ты должна решать.
– А если припугнуть его, а? – как не услышала ее Марина. – Ну, что возьму и все жене его расскажу? Интересно на них будет посмотреть, а то корчат из себя!.. Знаешь, мне не очень-то хочется одной ребенка растить. Но от какого-нибудь дурака тоже не хочу, дураков нечего плодить. А Борис Евгеньевич умный, красивый, от него хороший ребеночек получится. Он мужик с деньгами, рожу и сразу подам на алименты! Алиментов много будет, нам хватит. Сейчас быстро устанавливают отцовство, он у меня не отвертится. А?
– Ты же все уже продумала! – плохо скрывая досаду, сказала Оленька. – Вот и действуй. Но жену и детей он вряд ли бросит ради тебя.
– Это мы еще посмотрим, – самоуверенно заявила Марина.
У Оленьки на языке вертелось: «Даже если семья прогонит его, все равно он не женится на тебе. Ты была удобна под боком, не иначе. Однако это было бы уж слишком жестоко. Впрочем, почему ее раздражает Марина? Только потому, что такая же вот «деваха» соблазнила ее мужа? Но это еще не повод злиться на соседку. И наверное, Марина права. Напакостил – верни долг, а то некоторые мужчины, как коты-воришки, потихоньку любят сливки снимать.
Оленька смотрела вслед убегающей Марине теперь уже с искренним сочувствием, затем отбросила мысли о ней. В конце концов, эта деревенская девушка лишь с виду недотепа, на самом деле не пропадет. Оленька перевела глаза на дом. Как в тюрьму предстояло войти. Но идти надо...
* * *
Марина в прихожей повесила шаль, внезапно ее кто-то дернул в сторону. Она чуть не вскрикнула от испуга, но мужская ладонь прижалась ко рту. Затащив ее в гладильную, Борис Евгеньевич отпустил. Марина перевела дух и вывалила претензии:
– Вы уж совсем, Борис Евгеньевич! Напугали до смерти. Этак рожу раньше времени. Что вы, в самом деле, себе позволяете?
– Надо поговорить, – насупившись, произнес он недовольно. Мало того, что поведение служанки выходит за все рамки, теперь она еще и права качает.