В ближайшем кафе они уселись за столиком, и Любочка тут же решила, что настал-таки ее звездный час. А потому срочно принялась посвящать директора в свои жизненные подробности.
– Вы себе не представляете, – трещала Люба, уплетая салат. – Я встретилась с одной знакомой бухгалтершей… ой, она такая страшная, как смертный грех! Так вот ей платят на десять тысяч больше, чем мне! А мне ведь нужно и на фитнес, и на массаж, и на косметику!.. Ой, Пал Ульяныч, да не смотрите вы на Женьку, она не будет просить повышения, я ее знаю!
Павел Ульяныч тоже знал, но все равно на Женьку смотрел, и это было просто жуть до чего приятно. Женька даже есть не могла. У нее почему-то внутри резко повысилась температура и жар перекинулся на щеки и шею.
– …Вот вчера купила себе сапожки! – продолжала доверчиво сообщать Любочка. – Ну и что? Красота необыкновенная, а в голенищах жмет! Вот посмотрите, Пал Ульяныч, правда ж, красота? – И она резво высунула ногу из-за стола и подняла ее чуть не на стол Пал Ульянычу.
– Ну просто чудо неземное, – собрал губы тот.
– И я говорю! А голенища ноги стискивают! – сокрушалась Люба.
Павел, будто подросток, тихонько наступил на ногу Женьки – «Я с тобой».
– Ой! – тут же вскрикнула Любочка. – У меня под столом кто-то лазит!
Павел резко убрал ногу, но Любочка уже задирала скатерть и совала буйную головушку под стол.
– Ты не знаешь, кого она хочет там найти? – шепнул Добрович Жене, и та только тихонько фыркнула.
– Надо же – никого! – удивленно вытаращила глаза Люба. – Так я вам чего хотела сказать… ага! Вы, Пал Ульяныч, этот салат не ешьте! Он протухшими носками воняет. А вот я его делаю – м-м-м-м! Жень, скажи, как я его делаю!
Женя понятия не имела, как его делает подруга, но кивнула очень серьезно.
– Вот! – ткнула Любочка в грудь подруге. – Она знает! Так что… плюньте эту гадость и приходите ко мне, я вам такой ужин устрою! Со свечками…
– Прости, Любочка, но… я не люблю со свечками, – вздохнул Павел Ульяныч. – Я страшно люблю, чтобы светильничек, чтобы музыка где-то негромко и любимая женщина в легком светлом платье… волосы распущенные, и босая… не знаю почему. Но уж точно не в сапогах с тесными голенищами.
Любочка внимательно смотрела ему прямо в рот и старательно запоминала все слово в слово. Наконец сделала выводы.
– Все, Пал Ульяныч. Поняла. Сапоги я сниму… а вот… белое платье такое, в красный горошек подойдет?
После неудавшегося обеда Женя робко заглянула к Павлу в кабинет.
– Ну чего ты, как мышка? – нежно улыбнулся он. – Проходи давай.
Она юркнула в кабинет и прикрыла двери.
– Ты как сегодня? – взял ее за руки Павел.
– Здорово, – радостно вздохнула Женя. – Только я ненадолго, мне надо к Марии Георгиевне. А ты как?
– Да все этих документов жду… Черт, когда ж их привезут? Этот господин уже здесь, у нас в городе, только отчего-то не едет… Может, его уже перехватили, как думаешь?
– Нет, – твердо мотнула головой Женька. – Он просто… просто случайно уснул. А что ему? Он же сам за собой не охотится.
– Тоже верно, – согласился Павел и потянулся к звонящему телефону. – Ну беги к своей Марии Георгиевне. Вечером, Женя, я с работы поздно буду, ты не жди меня. Завтра увидимся, идет?
Еще бы не шло! Женька кивнула и тихо вышла – Павел уже с кем-то говорил по телефону.
Домой она прибежала легкая и веселая. Шурша многочисленными пакетами, она сразу заглянула к Анне Андреевне.
У няни она никого не застала, зато у себя нашла полную идиллию. Анна Андреевна строила с детьми на полу домики из кубиков, а баба Нюся шкворчала на кухне сковородой. И по всему этажу расплывался запах пирогов.
– Вот они где! – сунулась Женька к ребятишкам.
Те, завидев мать, тут же поднялись с пола и затопали ей навстречу, высоко поднимая неуверенные ножки.
– Вот они, мои маленькие, – ухватила Женька сразу обоих. – Ну, как вы тут?
– Да неплохо, – откликнулась Анна Андреевна. – Вот ведь как мне с помощницей-то хорошо. Ни о чем больше и заботиться не нужно – сиди да с детками играй! А уж бабушка нам и кашки наварила, и компотика, и посуду помыла, и маме ужин приготовила!
– Да уж не больно и переработала, – лучилась старушка. – Здесь ить посуду-то мыть одно удовольствие! Воду-то ни таскать, ни греть не надо…
– А мы уже и искупались сегодня, перед дневным сном, – похвасталась няня. – Так что вам, Женечка, только отдыхать остается.
Женька растрясла пакеты, сунула продукты в холодильник и отпустила няню.
– Баб Нюся, ну как тебе? – спросила она старушку, когда остались одни.
– Да ить лучшева-то и не придумать! – засветилась старушка. – И эта Анна-то уж кака прилична женсчина! Така обходительна! И с детками, прямо как квочка, как квочка. А ты б шла отдыхать, чай ить всю ночь не спамши. Иди полежи…
Женька и впрямь – спать хотела. Но и ложиться так рано ей было жалко – она сильно соскучилась по детям.
Она уже поужинала и барахталась на полу с малышами, когда в дверях раздался знакомый голос:
– А вот перед сном детей разыгрывать нельзя, стыдно, мамаша, этого не знать.
В дверях стоял Добрович и щурился от яркого света.
– У вас пирогами пахнет, угощать будете?
– Давай-ка, Женюшка, корми мужика, – тут же неизвестно откуда материализовалась баба Нюся. – Иди, а я с мальцами. Оно и правда… чего уж их на ночь-то… Санюшка! Данюшка! А пойдемте-ка, баба песенки споет!
Но малыши вовсе не желали слушать старушечье пение, а резво оторвались от матери и направились к Павлу, широко расставляя ножки.
– Ой ты господи! – не удержался тот. – Ну прямо – дивизион! Маршируют-то как! Ать два! Ать два! Ха-а! Данька первый дотопал!! Оп-пля!! – И малыш с визгом взлетел под потолок. – Сань! Давай теперь тебя!
– Ну шумашедшие родители, прости господи… – старалась быть строгой баба Нюся. – Явгенья! Чаво стоишь? Мужик ить голоднай!
– Жень, давай с собой пироги возьмем, я в кино билеты купил, – шепнул ей на ухо Павел, на минутку прижавшись к ней холодной щекой.
– А мальчишки? – так же тихо спросила Женя.
– А чаво им сдеиться? – из комнаты отозвалась «глуховатая» бабушка. – Им уж давно спать полагацца! Идите давайте, а то вы мне их токо сумятите! Ступайте!
В кино, как и полагается, билеты были взяты на последние ряды. И на этих рядах уже прочно заседала молодежь, возрастом не старше шестнадцати.
– Прямо как будто на двадцать лет помолодел, – крепко облапил Женю Добрович.
Женька прильнула к его холодному плечу и потерлась носом о щеку. От Павла приятно пахло сигаретами, каким-то одеколоном и еще чем-то, наверное, кожей куртки. И запах этот был самым лучшим.