И все же Раскатовы сами напомнили о себе. Правда, совсем не так, как хотелось бы Альке.
Вечером, придя с работы, Алька едва добралась до ванной и, даже не заходя на кухню, побрела стелить постель.
– Аль, а ужинать? – позвала ее мать.
На улице уже неделю стояла дождливая погода, и маменька решила ненадолго перебраться в город.
– Иди ешь, я специально разогрела к твоему приходу.
Все в доме знали, что Алька решила купить квартиру, все ее бурно поддерживали, а потому Лидия Демидовна старалась кормить дочь повкуснее. Ну и в самом деле, уже от соседей стыдно слушать, все спрашивают – не болеет ли Алечка, она так исхудала!
– Ну сколько ждать-то?
Алька уже ничего не хотела, только спать.
– Мам... я не хочу... – почти засыпая, бормотала Алька.
Маменька же решила обязательно накормить родное чадо и потому притащила тарелку прямо к дивану.
– Давай поднимайся, поешь, а потом и спи, сколько влезет. Прямо до девяти часов можешь.
– Почему до девяти, я завтра в первую выйду... вместо Кати Новиковой.
– Никуда ты не выйдешь, – проговорила мать, пытаясь затолкать кусок котлеты в Алькин рот, – не выйдешь, потому что... ну открывай же рот! Потому что тебе пришла повестка – явиться в суд. Завтра к девяти. И я... давай еще кусочек, здесь уже полкотлеты осталось... и я за эту повестку расписалась... Помидорки порезать?
Алька уже не могла спать – мать то и дело толкала в рот ложку.
– Мам, ну пойдем на кухню, чего ты меня, как маленькую...
На кухне она проснулась окончательно.
– Ты что-то про суд говорила?
– Да то и говорила – повестка тебе, – мать быстро сбегала в комнату и вернулась с бумажкой. – Вот. К девяти, в пятнадцатый кабинет, к следователю Угрюмову. Ты, может, кого-нибудь сбила?
– Да мама же! Ну кого я собью, когда я за руль уже неделю не садилась! – возмутилась Алька и задумалась. – А зачем вызывают, не знаешь?
– Я у тебя хотела спросить, – испуганно прошелестела мать.
– Ладно, завтра узнаем... недоразумение, наверное, какое-то. Эх, жалко... Придется Глебу Аверьяновичу звонить, говорить, что не выйду, – побрела Алька к телефону, ворча на ходу. – Вот в этой милиции всегда так – сами что-то напутают, а кому-то отвечай...
Однако в милиции ничего не напутали. Мало того, ей предъявили обвинение, и Алька не могла в это поверить.
Уставший мужчина в погонах, средних лет, с неласковой фамилией Угрюмов, сидел за стареньким столом в маленьком, пыльном кабинете и перебирал бумаги.
– Андреева Алина Антоновна? Садитесь... Алина Антоновна, давайте без предисловий – к нам поступило заявление, и... вам предъявлено обвинение в том, что двадцатого июля вы бейсбольной битой раздолбили все стекла в машине гражданки Раскатовой Эрики Семеновны, а затем облили крышу автомобиля кислотой и...
Алька в первую секунду даже не поняла, почему этот дядька говорит о Раскатовой Эрике Семеновне? Откуда он ее знает? И только потом до нее медленно стал доходить смысл сказанного. Это значит – Эрика обвиняет ее в том, что она разбила ей автомобиль? Но почему бейсбольной битой? Алька не умеет играть в бейсбол, и биты у нее никакой нет...
– Подождите, а Эрика, это... это жена Раскатова? – глупо спросила она. – Максима Михайловича?
– Да... вот тут она как раз и пишет: «...поводом к такому поведению послужила неуправляемая ревность вышеупомянутой Андреевой А. А., так как она уже давно питает к моему мужу безответные чувства...» Так, теперь здесь...
Его слова доходили до ушей Альки словно через вату. Это у нее неуправляемая ревность? К Эрике? Да Алька бы в жизни не догадалась ревновать Максима к такой красавице!
– Вот, прочитайте... распишитесь... – что-то толкал ей под руку Угрюмов. – И вот еще...
Она расписывалась, но читать просто не могла – зачем? Она все равно сейчас ничего не сообразит...
– Можете идти, – мотнул головой Угрюмов на двери. – Только помните, у вас подписка о невыезде. Так что – никуда.
– А... а на работу можно?
– На работу можно... – устало кивнул мужчина и с жалостью посмотрел на раздавленную Альку.
Алька уже взялась за ручку двери, но вдруг повернулась и села обратно на стул:
– Я не трогала ее машины, честное слово, – пересохшими губами проговорила она. – Я эту машину видела только один раз, и то когда она из ворот выезжала. Я не била ее битой... У меня и биты нет никакой...
– Я все понимаю, гражданочка, вас еще вызовут, причем неоднократно, а сейчас вы свободны...
Алька подскочила и снова рухнула на стул:
– И что? Меня за это даже судить будут? Но ведь я ничего не делала!
– Разберемся. Ступайте.
– Ничего себе – ступайте! Да я уже... я же наполовину преступница получаюсь! А я ничего битой не делала! Да у меня у самой машина есть, я могла бы эту Эрику просто задавить, но... разве ж ее можно... Он же так эту Эрику любит...
– Гражда-а-а-аночка... – уже умоляюще протянул Угрюмов. – Я же вам сказал – разберемся.
Алька вылетела из здания милиции и не знала, куда бежать. Потом вдруг в мозгу ярко вспыхнуло – Раскатов! Конечно, надо срочно отыскать Максима. Он же знает, что там у них произошло. И уж конечно он скажет своей Эрике, что Алька никакой машины не била!
Алька ехала в автошколу. Именно там она найдет Максима, все у него узнает, и все сразу встанет на свои места.
«Жигуленка» Раскатова нигде не было видно. Только Аркаша стоял на своем обычном месте и уже готовился уезжать.
– Аркаша! – кинулась к нему Алька. – Аркадий Петрович! Я Алина Андреева, в этой школе училась, вы не подскажете, где мне Раскатова найти?
Аркаша только пожал плечами:
– Да ч-черт его знает. Он от нас ушел, больше не работает здесь, а куда ушел...
– Ушел? – опустились руки у Альки. – А... А телефон его вы не знаете?
– Нет... Да мы же с ним неблизко общались, так только – перекинемся парой слов... Да вы сходите к секретарю, у нее же есть данные работников.
Алька мотнула головой и побежала к секретарю.
В приемной сидела все та же девица, с которой она когда-то повздорила из-за экзаменов, и играла все в ту же косынку.
– Здравствуйте... простите, вы мне не можете дать телефон Раскатова Максима Михайловича? – запыхавшись, спросила Алька.
– Не могу... – вяло пробормотала девица, не отрываясь от игры. – Мы данные своих работников не даем.
– Но... но он же у вас не работает больше!