Общими усилиями Кирилла Назаровича привели в чувство – худая мрачная особа, Ирина Горбатова, вознамерилась ему сделать искусственное дыхание, чем окончательно перекрыла кислород, кто-то, добрая душа, громыхнул тазом под самым ухом сердешного, а громоздкая Анжела, тинейджер-переросток, по-детски стала открывать режиссеру глаза, пытаясь отгадать, навечно ли они закрылись. Лежать без сознания обходилось себе дороже, поэтому Кирилл Назарович вскочил, обложил всех матом, и репетиция покатилась по прежним рельсам.
– С ума сойти! Как он вас поливал, ухо радовалось, – причмокнула рядом с Василисой женщина со знакомым лицом, когда Козе дали пятнадцать минут отдыха. – Прямо не в бровь, а в нос!
– А, это вы, Тереза Михайловна, – узнала Василиса соседку Рудиной Риммы. – А я вас, признаться, и не заметила.
– Ничего, меня здесь никто не замечает, – махнула рукой Тереза Михайловна. – Муж говорит, я – как воздух, его тоже никто не замечает, пока не испортят… Гы-гы… Я думала, вы уйдете, не станете терпеть…
– Так я бы и не стала, может быть, но я же обещала вам, – выкручивалась Василиса. Не могла же она сознаться, что у них с Люсенькой в этом театре еще целая телега неотложных дел.
– Так это вы из-за меня, что ли?! – всплеснула руками Тереза. – Надо было сказать, я бы сама ходила! Я уже и сама решила – чего дома-то сидеть? Вот, видите, пришла, сама буду присутствовать, так что вы теперь совершенно свободны!
– Ну нет, а как же роль? На меня надеются. Так нельзя… – упиралась Василиса.
– А чего нельзя-то? Подумаешь, роль – Коза! Да я и сама сыграть могу! Это, может, из меня Джульетта какая не получится, а коза-то!!
– Ну, может, мне за кого другого в театре поучаствовать? Уж больно мне на сцену хочется, – зарумянилась Василиса, стыдливо опуская глаза.
– А за кого другого? Анжелка отсюда ни в жисть не уйдет, она в театр-то из-за Кешки Хлебова бегает, вон тот, вишь, Волка играет. И эти две клуши, в уголке, им и ролей никогда не дают, а они регулярно на репетиции таскаются, тоже на Кешку охотятся, а может, на Кирюшу заполошного. Не-ее, отсюда никто уйти не захочет. Друг перед дружкой морды корчат, что, дескать, их силком заставляют, а самих помелом не выгонишь. Если, говоришь, прикипела, так ходи…
– Неужели и Вероника Абрамовна сюда из-за этого красавца бегает? – удивилась Люся, которая сидела тут же.
Тереза Михайловна, вероятно, соскучилась по светскому общению, потому что безудержно выливала любую информацию.
– Вероника Абрамовна не из-за Кешки, она же не совсем без глаз. Только она отсюда тоже не уйдет, потому что некуда ей.
– Как это некуда? – не поверила Василиса. – У нее что, дома нет?
– Неужели бомжиха? – ужаснулась Люся, которая тоже не упускала нить разговора.
– Еще пока нет, хотя… Пойдемте вон туда, я вам тихонько расскажу.
И Тереза Михайловна быстренько отошла за толстую трубу, под грязные тряпки.
– Вероника-то с мужем раньше очень хорошо жили. Квартиру такую имели, вам и не снилось! Здесь же, вон в тех домах. А потом муж умер, она осталась с дочкой да с внуком. А дочка у нее… Вот скажут мне: или под машину ложись, или такую дочку имей, я лучше сразу под машину, честное слово. Не дочка, а ведьма какая-то! Капитолиной зовут. А сынишка ейный еще хлеще матушки уродился – наглый, хамовитый, жирный… глаза бесстыжие растопырит и костерит бабку на чем свет стоит. А еще Гошей называется, тьфу!! В общем, пожила Вероника с дочкой-то, а потом и решила – разменяла свою большую квартиру на две. Одну в этом дворе себе оставила, а дочку с внуком в центр города переселила. Да только что-то там перемудрила: очень боялась, что после ее смерти квартира дочери не достанется, или платить нужно было какие-то деньги, короче, прописала она дочь у себя, а в той внучок прописан. Сначала вроде бы ничего было, а потом дочка ее решила, что негоже деньги мимо рук пускать, и сдала свою квартиру в центре. Они с Гошей к Веронике переехали, а копеечку себе в карман положили. Капитолина и в ларек сюда устроилась, очень удобно, и Гошу в школу перевела сюда. Пока дочка с внуком только жили, Вероника крепилась, хоть и тяжко ей приходилось. А затем Капитолина мужа себе нашла и тоже к Веронике притащила. И началось. Абрамовне-то теперь не всегда двери домой открывают! Она даже раньше и из дома не выходила – выйдет за хлебом, а они двери на щеколду, и привет!
– Это они родную мать в ее же квартиру не пускали? – сверкнула глазами Люся.
– А они и сейчас не пускают, – беспечно сообщила Тереза. – И что хочешь ты с ними, то и делай. Соседи их и стыдили, и милицию вызывали, а толку? Они сегодня откроют, а завтра опять на щеколду. Вот Вероника здесь и крутится. Она иногда даже ночует здесь. Говорит, что реквизиты сторожит, да только чего там сторожить-то? Старый таз? А вы говорите, уйдет! Куда?
– А что, Капитолина, дочка этой женщины, и сейчас в этом ларьке трудится? – зачем-то спросила Люся, сузив глаза.
– Еще и как работает. Днем торгует, как положено, а ночью свою водку продает, паленку. Ее и топором оттуда не вырубишь…
– Коза!! Где Коза?!! – разнервничался вдруг режиссер и захлопал в ладоши. – Кеша! Волк! Теперь репетируем сцену, где ты пытаешься соблазнить Козу! Кеша, я как мужчина тебя понимаю, но ты должен сыграть влюбленный взгляд! Ты Волк и хочешь пробраться к Козе в дом! Там у нее целый выводок козлят!! А ты голодный!! Кеша! Не смотри на Козу как на преступницу!! Ты ее… ну сделай вид, что она тебе нравится!! Если ты артист, ты это сделаешь!!
Всю репетицию Кеша старательно упирал томный взгляд в глаза Василисы. Вообще-то, Василиса Олеговна не могла долго выдержать, когда на нее так смотрели мужчины, пусть даже играя роль Волка. Но здесь отчего-то было все по-другому. Как ни обволакивал ее Кеша любящим взором, она никак не могла поверить: сквозь ласковое лицо просвечивала маска хищника, и у Василисы от этого где-то в солнечном сплетении разливалась черная, холодная клякса страха.
После репетиции Вероника Абрамовна и в самом деле не торопилась домой. Она откуда-то выудила веник и стала деловито мести им по «репетиционному залу».
– Вероника Абрамовна, – подошла к женщине Василиса, – вы сегодня не слишком торопитесь домой?
Женщина насторожилась.
– Понимаете, мне нужна ваша помощь. Мне до дома еще баян переть, а Люсенька, она нездорова… – Василиса даже всхлипнула от усердия.
Люся немедленно приняла страдальческое выражение лица и слегка поскуливала, растирая ногу.
– Я прямо ума не приложу, как их обоих до дома дотащить.
Женщина насторожилась еще больше.
– Да вы не бойтесь, она сама ходит, – тут же успокоила Василиса. – Только если что, под руку поддержать…
– А если она рухнет на полдороге? – спросила Вероника Абрамовна.
– Да не рухнет она! Рухнет, так тоже ничего страшного, волоком дотащим.
– Что значит волоком?! – возмутилась было Люся, но, сообразив, стала с пылом уговаривать: – Здесь и идти-то совсем немножко… И потом, я вовсе не собираюсь на вас виснуть, вы мне нужны только так, для страховки…