Люся взглянула на сервант, где в коробке чинно покоился новенький мобильный телефончик.
– Оленька, тебе совсем нельзя волноваться, у тебя может пропасть молоко! И что за моду взяла – волноваться по всяким пустякам! Как Васенька?
– Да спит, наелся и уснул.
– А Володя? Он еще не вышел на работу?
– В понедельник выходит. Да они с папой уже второй день Василия обмывают, – хихикнула Ольга.
Но Люся совсем не намерена была хихикать. Она взревела буйволом:
– Таракашин!! Он уже и туда прополз?! Ну что за фамилия, везде пролезет! Оленька, тебе надо отдохнуть! А ты никак от своего батюшки не избавишься! Скажи, ты наливала ему марочное вино? Или, не дай бог, дорогую водку?
– Мам, вино они не стали пить, а водку… ну не подсуну же я им самопал! – возмутилась дочь.
В трубке послышался слабый стон:
– Ну все, считай, вас в семье теперь четверо, он добровольно никогда не покинет такое злачное место. Скажи, дитя мое, ты ему мясное что-нибудь давала?
– Кажется, котлеты… – уже чуть заикалась Ольга.
– Конечно, так и есть. Он у вас будет жить до своих похорон… Но ты, главное, не волнуйся, тебе совсем нельзя! Я сейчас же еду!
Люся бросила трубку, стремительно влезла в джинсы и, натянув через мокрую голову легкий свитер, выскочила из дома.
Недалеко от подъезда, под сенью старой черемухи, блестел бок знакомой иномарки. Чтобы зря не мучить водителя, Люся направилась прямиком к машине.
– Меня на Старгородскую семьдесят четыре, – бросила она бессменной девице и плюхнулась на переднее сиденье.
– Ой, господи, – во весь рот зевнула красавица. – Ну ведь только приехали, куда вас опять несет?
Люся внимательно присмотрелась к девушке. Выглядела та неважнецки. Даже через темные очки были видны темные круги под глазами, кожа приобрела несвежий оттенок, и вся мадемуазель была немного помята.
– Так-так-так, – стала кое-что соображать Люся. – Так это ты, что ли, за нами на даче следила?
– А куда денешься? Приказ, – вздохнула девчонка и нажала педаль газа.
– Вот паразитка, а? – с тяжким огорчением вздохнула Люся. – Весь отдых нам испоганила! Могла бы, как человек, вылезти из кустов, сказать – так, мол, и так, приставлена за вами шпионить! Мы тебя даже поселили бы в соседней комнате – следи сколько влезет. И тебе никакого беспокойства, и нам спокойнее! Ну и до чего себя довела? Вон какая страшная стала. Сейчас налево.
Девчонка только щурила за очками усталые глаза.
– А приказал-то сын, что ли? – не успокаивалась Люся.
– Ну а кто ж еще!
– Слушай, а как его звать? Все сын да сын, что у него, имени нет?
– Нет, а чего вы у меня-то спрашиваете?! – возмутилась, наконец, девчонка. – Вы же мать, а не я! И вообще – какая вам разница?
– Не груби! – оборвала ее Люся. – Скажу сыну, он тебя не похвалит! Я еще помню, как ты меня ссильничала, в смысле – силком в машину затащила, обморок мне организовала. Теперь даже и не надейся, видишь, у меня – вот, электрошокер! Только тронь! – И Люся выпятила из кармана джинсов стиснутый кулак. – Сейчас давай в арку.
Машина завернула в арку и остановилась возле Ольгиного подъезда.
– Ты меня здесь подожди, я одно тело вынесу, довезешь его, и можешь отдыхать, я тебе как мать обещаю – сегодня никуда ни ногой!
– А завтра? – с надеждой спросила девчонка.
– Посмотрю еще, – не стала баловать ее Люся, захлопнула дверцу и поспешила в подъезд.
Конечно, Люся появилась не вовремя. Таракашин только разлил по рюмке и собирался выпить за успехи Васеньки в спорте, как тут она и возникла в дверях кухни.
– Вот, Вовка… – пьяненько качнулся Таракашин. – А ты мне говорил – водка настоящая! Вот мы с тобой всего второй день сидим, а у меня уже чертики в глазах прыгают! Чертовки… У, козья морда!!
– Ты на свою посмотри! – встряхнула его за воротник Люся, ухватилась покрепче и выдернула из-за стола.
Потом трепетная бабушка оставила дедушку на полу, приказала зятю к нему не подходить и понеслась к кроватке внука.
– Маленький мой Васенька, – запела она, на цыпочках заходя в детскую. – Как ты тут без бабушки… Оля, он меня совсем забыл, он со мной не хочет разговаривать! Что этот Таракашин ему про меня наговорил?
– Мам, да спит Вася. Слышишь, посапывает?
– Ой ты батюшки! – всплеснула руками Люся. – А я и не слышу! Привыкла, что Василиса храпит, как бульдозер… Маленький мо-о-ой…
– Мам, сейчас его разбудишь, он потом опять полночи спать не будет, – предупредила Ольга.
– Все-все, ухожу… – Люся выскользнула из детской и набросилась на Таракашина.
Тот только что сумел подняться и усадить себя за стол, нетвердой рукой он ухватился за рюмку, и тут его куда-то кто-то потащил. Вероятно, черти, и прямиком к себе домой – в преисподнюю. У чертей… чертовки были знакомые черты лица…
– Лю… Лю… – узнал любимую Виктор Борисович и сразу же пожалел – уж лучше бы скакали черти. – Вовка! Друг мо-о-ой! Она меня на помойку потащила, точно тебе говорю!
– Молчи, несчастье! – рыкнула Люся и вытолкала Таракашина из квартиры.
В подъезде дело пошло быстрее. Пинками, тычками и просто затрещинами Люся придавала скорость таракашинскому туловищу, и потому сильно они не задержались.
– Давай, лезь! – толкнула его на заднее сиденье Люся, а сама устроилась рядом с водителем. – Теперь его завезем, потом меня домой – и ты свободна.
– Так он живой, что ли? – с некоторым сожалением протянула девушка-водитель. – А говорили – тело.
– В общем-то, никакой разницы, он не слышит, не видит, мозг вообще в младенческом состоянии, водоросль, – пояснила Люся и тут же обозлилась: – А тебе не все равно?
Девчонка пожала плечами, спросила, куда везти, и молча повела машину.
– Люс… синда! Тяжкий крест мой! Быстро познакомь меня с этой пре… лестницей! Я завтра на ей… ней, я на ней завтра снова к зятю… поеду! – в пьяном величии распоряжался Таракашин. – Бысс… тро! Познакомь!
– Молчи! Позорище! – рявкнула Люся, и бравый мужчина сник. – Девушка, дитя мое…
– Люсинда! Ты крольчиха!! – снова вякнул недоделанный супруг. – У тебя по всему городу валяется… куча детишек! Хамка! Нет… Самка!!
Люся, не обращая внимания на пассажира, снова обратилась к девице:
– Так я говорю, дитя мое, а как ваше имечко? Мы вот все время с вами сталкиваемся, а как вас звать, я даже не догадываюсь. И как же?
– Не ваше дело, – буркнула себе под нос девушка и еще упорнее стала пялиться на дорогу.
Люся обернулась к Таракашину: