– Ну подожди ты, дай рассказать. Короче, я вчера так сижу на кровати, смотрю программу про грабежи, и тут вдруг – дзынь! Звонок. Слышу, Лиля! Я ей: «Доченька! Радость моя! Я уже от волнения четвертый раз седину закрашиваю! Куда ты подевалась, дрянь эдакая, тебя тут с собаками все ищут!» Ну я так к слову про собак-то. А она, значит, мне слова сказать не дает, а сама тарахтит: «Мамусик! Ты, главное, не волнуйся! Я живу у подруги на даче, там так славно, кормят хорошо, я поправилась, здесь все есть и воздух замечательный! Ты, мам, не переживай, спокойно лежи в больнице, поправляй свои морщинки, а я скоро сама приеду. Сейчас никак не могу, потому что в такую погоду автобусы не ходят. Мам, у меня карточка кончается, я потом перезвоню!» А сама счастливая такая… Вот и все.
Клавдия каждое слово слушала с предельным вниманием.
– Так… Давай-ка еще раз повтори, что она говорила?
Ирина подозрительно уставилась на сватью, но послушно повторила:
– Значит, так: «Мамусик! Ты, главное, не волнуйся…»
Сомнений не было, Ирина запомнила речь дочери слово в слово, ничего не пропустила. А сама Лиля ничего существенного не сообщила. Не могла?
– А она точно счастливая была? – недоверчиво переспросила Клавдия.
– Ну… понимаешь, я лица-то не видела, а вот голос был радостный, – уныло проговорила Ирина. – Мне и самой как-то неловко, но тебе же надо говорить все, до мелочей, да? Ой, Клав, я ее так ругала! Как только на нее не кричала! Только она уже все равно трубку бросила.
– И ты не спросила, где она?
– Говорю же – трубку бросила.
Ирина чувствовала себя неловко. Распузоны вон все пятки сбили, ее дочь ищут, а она даже поговорить с Лилей не смогла по-нормальному.
Клавдия с досадой хлопнула себя по бокам.
– Ну что ты будешь делать, а? Одна у подруги где-то застряла и рада до чертиков, другой баб к себе таскает и про все на свете забыл!
– Эт-то кто же баб?! Даниил, что ли?! – уперла руки в бока Ирина. – Да как же он может-то, негодяй такой?!!
– Ой, надо же – раздухарилась… – фыркнула Клавдия. – Потому и таскает, что его твоя дочь бросила. Думаешь, такие, как Даня, на дороге булыжниками преют? Ни фига! Он уже замучился от дам отбиваться.
– А ты куда смотришь?! – взъярилась Ирина.
– А ты?! С чего в эту клинику улеглась? Нет чтобы дочь искать, она свои морщины уничтожает! Все перед молоденьким любовником девочкой хочет казаться! Вот и сиди теперь с ним!
Ирина вдруг несчастно всхлипнула:
– Он, между прочим, никакой мне и не любовник. Пока все еще друг сердца. Знаешь, как он воспитан? У него папа за мамой восемь лет ходил! Представь – поцеловал ее в первый раз только через восемь лет, идиот! Вот и Макс время выдерживает. Все ходит, заботится, цветочки всякие носит, ручки целует, а дальше этих поцелуев продвинуться ему воспитание не позволяет. Так я только как подумала, что он только через восемь лет действовать начнет, так сразу сюда и улеглась. Ты только представь, какая я буду через восемь-то! Он же, кретин, не понимает, что у нас разная возрастная категория – у него мамаша младше отца на девятнадцать лет была, а у нас-то все наоборот! Нет, Клав, я даже прочитала приворот один. Там знаешь как?.. Ой, ну я тебе как-нибудь потом…
– А чего это потом? Сейчас давай, – не согласилась Клавдия. Процесс приворота ее существенно заинтересовал, как знать, вдруг сгодится?
Ирина премудростями делилась охотно. Широко размахивая руками и чувственно закатывая глаза, она вещала на весь холл:
– Значит, так… Там, значит, написано, что надо взять вещицу любимого человека… Ну я выждала, пока Макс в туалет отправится, а сама к нему в карман – шасть! И выудила у него брелок, с ключей сняла. Там брелочек-то, плюнуть жалко – какой-то ежик бешеный, все колючки у животного дыбом встали. Надо будет обязательно ему новый купить…
– Ну не отвлекайся ты, что там с приворотом?
– Ага, значит, берешь вещицу и зашиваешь к себе… ну, я не знаю куда, я в этот халат зашила. И потом еще слова такие волшебные сказать надо, я тебе потом их напишу. Ну и пока эта зашитая вещь с тобой – твой любимый только и думает, что о тебе! Я все сделала, а сама сразу сюда – в больницу. Думаю, может, соскучится и на что-нибудь отважится, тем более что и брелок теперь здесь. Должен же допетрить, что я уже не девочка! А он приходить – приходит, а сам даже в губки не чмокнет… паразит. Вот что значит – завоспитали парня родители! Я ж понимаю – он бы и рад, да только куда денешься, если мать не разрешает?
Клавдия только глубоко вздохнула – Ирина была неисправима.
– Знаешь, Ир, гони ты его от себя. Ну ведь ни ума у парня, ни красоты особенной, чего ты в него вцепилась мертвой хваткой? Давай я тебя лучше с соседом нашим познакомлю – с Виктором Захаровичем. Он, конечно, пьет, сволочь, но зато неженатый. И с возрастом у него все в порядке, уже года два на пенсии. А ты из него попробуешь нормального мужика слепить. Конечно, он не Дмитрий Нагиев – ни красотой, ни речью не блещет. Маленький, толстенький, пять букв не выговаривает, зубов немножко не хватает, волосатый, как гиббон, зато, как твой недоросль, выпендриваться не будет, и уж точно – восемь лет ждать не станет. А главное – ты для него всегда будешь королевой!
Ирина нервно сглотнула, открыла рот, а потом все же попросила:
– Ты, Клава, давай, знакомь меня со своим гиббоном, а я пока все-таки с Максом подружу. В конце концов, ничего ведь, если женщина имеет мужа и… сердечного друга для бесед, правда?
– Конечно, ничего, – пожала плечами Клавдия. – Только ты об этом Виктору Захаровичу не проболтайся, он, между прочим, вдовец. Говорят, свою вторую жену из ревности придушил.
– Ты с ума сошла?! – взвизгнула «невеста». – Ни фига себе – нашла жениха!
– А никто не доказал! – быстренько успокоила Клавдия. – Нет, никто! Следствие показало – сама она… от такой жизни…
До дома Клавдия решила пройтись пешком. Погода баловала высокими градусами, под ногами чавкал погибающий снег, а птички, несмотря на птичий грипп, выдавали какие-то совсем сумасшедшие рулады. И все же мысли в голове теснились абсолютно безрадостные. Значит, Лиля звонит черт-те откуда, вдалеке от семейного крова и при этом совершенно счастлива, так? Очень хотелось предположить, что Даня с женой просто разыгрывают родителей – Лиля прячется дома, потому соседка и слышала женский топот, но Клавдия понимала – скорее сын дал бы украсть собственный бизнес, чем так перепугать мать и отца. И потом – отчего он не открыл Каке? Может, его там просто не было? Тогда кто был? Нет, все же плохо они знают своих детей. Они вот стараются, ищут, пытаются соединить семью, а если это никому и не надо? И не нужно ничего расследовать, никого допрашивать, докапываться до правды… Лиля счастлива, Даня тоже не особенно грустит. Если кто и переживает, так это сама Клавдия, да еще несчастный Кака…
Клавдия Сидоровна еле переставляла ноги, но настроение ее было угнетенным только до первого магазина одежды.