– Дядюшка, – с упреком покачала головой Амалия, когда поверенный наконец уехал, несколько раз заверив ее в своей вечной преданности, – мы же ждали вас раньше!

– Я проехал вашу станцию, – капризно заявил Казимир, утирая лоб платком и оглядываясь. – Забыл, как она называется, а кондуктор, шельма, меня не разбудил. Пришлось возвращаться, и я пересел на московский поезд. Там с меня хотели за билет содрать… Жуткие люди! – Он передернул плечами. – Честно говоря, я люблю путешествовать, но вот перемещаться с места на место терпеть не могу. Это кто с кошкой?

Севастьянов только что вышел из дома, неся на руках довольную Мышку, чьи усы стояли дыбом, а шкурка прямо-таки лоснилась. Судя по виду кошки, она и впрямь успела славно поохотиться в старом доме.

– Степан Александрович Севастьянов, акцизный чиновник в отставке… Мой дядя Казимир, – представила друг другу мужчин Амалия.

Севастьянов объявил, что очень рад знакомству. Амалия с тоской предчувствовала вопрос дяди: «А как вы насчет перекинуться в карты?» – но, к ее удивлению, Казимир не сказал ничего подобного. Он лишь посетовал на дорогу, объявил, что прямо-таки разваливается на части, и, попрощавшись с собеседником, шаркающей развинченной походкой двинулся к дому.

– Это правда ваш дядюшка? – спросил Антоша, провожая его полным любопытства взглядом.

– А что, не похож? – вопросом на вопрос ответила Амалия.

– Нет, – честно признался Антоша.

Дмитрий вывел двуколку Севастьянова, которая в то время, пока хозяин ездил с Амалией в Звенигород, стояла у них, и бывший акцизный сел на место кучера. Кошка тотчас устроилась рядом с ним и аккуратно обернула хвостом лапки. Амалия невольно улыбнулась.

– До свидания, Степан Александрович. И помните, если будут еще письма…

– Да, конечно, госпожа баронесса.

Он уехал, а Амалия задумалась о том, каким образом автор угрожающих писем (она была почти уверена, что знает, кто их написал) находит людей, чтобы те отправили их из других мест. «Боже мой, тоже мне задача… – тут же сказала она самой себе. – Как будто ты не знаешь, где он живет! Пара любезных слов, какой-нибудь выдуманный предлог, и человек, который едет в Серпухов или Ярославль…»

Она не успела додумать свою мысль, потому что из дома донесся дикий женский вопль. Кричала Лиза, но в первое мгновение Амалия и не узнала ее голос.

Антоша не успел и глазом моргнуть, как баронесса Корф уже взлетела по ступеням крыльца вверх. Опомнившись, новоиспеченный садовник Синей долины бросился следом за хозяйкой имения.

Они пробежали через ряд комнат и наконец оказались в чистенькой, судя по всему, совсем недавно приведенной в порядок спальне, где на мраморном рукомойнике стоял кувшин воды, а на стуле лежал открытый коричневый чемодан, – тот самый, который Казимир привез с собой. Возле чемодана стояла Лиза с вытаращенными от ужаса глазами, обеими руками зажимая рот. Дядюшка Амалии жался у дверей, и вид у него был малость оторопевший.

Амалия приблизилась к чемодану и бросила взгляд внутрь. Следует признать, что у Лизы были основания для паники, потому что содержимое чемодана могло испугать кого угодно, и не только впечатлительную молодую девушку.

В чемодане, завернутая в окровавленный шарф, лежала человеческая рука.

Глава 5 Рука

Что до меня, то мне на часть

Досталась пламенная страсть,

Страсть к банку! ни дары свободы,

Ни Феб, ни слава, ни пиры

Не отвлекли б в минувши годы

Меня от карточной игры.

«Евгений Онегин», глава вторая

Исполня жизнь свою отравой,

Не сделав многого добра,

Увы, он мог бессмертной славой

Газет наполнить нумера.

«Евгений Онегин», глава шестая

1

– Дядюшка! – сурово сказала Амалия. – Что это такое, в самом деле?

Казимир хотел было подать голос, сказать, что он тут ни при чем, но куда там… Все, что он смог, так только жалобно промычать нечто невнятное и энергично потрясти головой в знак того, что он ничего не понимает и не имеет к происходящему ни малейшего отношения.

– В ваши годы, – продолжала распекать его племянница, – вовсе не подобает шутить такие шутки с прислугой! Я прекрасно помню, как вы уже пугали Якова дурацкой рукой из папье-маше, а Дашу чуть не довели до обморока. Постыдились бы! Взрослый человек, а всюду таскаете с собой глупую игрушку. Мало вам того, что вас выставили недавно с публичного маскарада, когда вы вздумали попугать гостей этой рукой…

– Я? – пролепетал Казимир.

– Да, вы! – пригвоздила его Амалия. – Ведь я же знаю вас! Нарочно положили руку сверху и попросили Лизу открыть чемодан. Ведь так? – Она возвысила голос. – И только попробуйте сказать мне, что я не права!

Казимир затравленно покосился на нее, и на мгновение Антоше почудилось, что в его глазах мелькнула и погасла этакая золотистая искорка понимания, навроде тех, что сверкали сейчас в янтарном взоре его племянницы. Дядюшка отлепился от двери и облизнул языком губы.

– По правде говоря, с моей стороны было глупо… – Он слабо улыбнулся. – То есть я не хотел… никого пугать. Честное слово!

Лиза всхлипнула, но выражение ужаса уже покинуло ее лицо. И Амалия, заметив, что девушка приходит в себя, заговорила мягче:

– Не волнуйтесь, Лиза, это всего лишь папье-маше. И извините моего дядю. Он просто… – баронесса свирепо покосилась на него, – просто неудачно пошутил!

– Я могу идти? – спросила Лиза, хлюпая носом.

– Конечно, – разрешила Амалия.

Лиза присела, вспыхнула и поспешила покинуть комнату, где оставался сумасшедший дядюшка новой хозяйки (содержимое телеграммы уже давно не было среди слуг тайной). Что касается Антоши, то он никуда не торопился идти. Прежде всего он рассмотрел руку, лежавшую в чемодане, и теперь готов был поклясться, что никакая она не игрушка, а самая настоящая отрубленная человеческая рука, причем, судя по всему, женская. О том, для чего ее отрубили и как она вообще оказалась в чемодане дядюшки Амалии, которая Антоше чрезвычайно нравилась, ему и вовсе не хотелось думать, но он полагал, что в свое время все разъяснится. Сама же рука ни капли не испугала купеческого сына. В романах, которые он читал, отрубленные части тела попадались в каждом томе, и всякий раз за этим скрывалось какое-нибудь леденящее душу злодейство. Теперь Антоша чувствовал себя так, словно перенесся на страницы любимых им книг, что было куда интереснее, чем обычная жизнь, в которой ему ни разу не встречались чемоданы с чужими руками.

Заметив, что юноша не торопится удалиться, Амалия метнула на него сердитый взгляд. По правде говоря, ей теперь больше всего хотелось остаться с дядюшкой наедине и вытрясти из него душу или, на худой конец, подробности того, каким образом чья-то рука могла попасть к нему в чемодан. Ибо Амалия очень сильно сомневалась, что та могла забраться туда сама по себе. Но Антоша явно не собирался никуда деваться, а по его лицу Амалия уже поняла, что он уже и так обо всем догадался. Поэтому она подбоченилась и вперила в опешившего Казимира суровый взор.