Германский агент поник головой и застонал. Он все еще тяжело переживал свое поражение.
– Бог мой, как шумит в голове! О-ох! Никогда не думал, что снотворное оказывает такое действие!
– Это не от снотворного, – заметила Амалия.
Немец подозрительно уставился на нее.
– А от чего же? – Он в волнении приподнялся. – Вы что, и меня тоже приложили этим… подсвечником?
– Угадали, – усмехнулась девушка. – Ему, кстати, повезло куда меньше, чем вам. У вас на редкость крепкая голова, один рожок канделябра даже погнулся. – И она кивнула на искривленный подсвечник, стоявший на пианино.
Новый весьма несдержанный ответ немца показал, что он не испытывает никакой симпатии к канделябрам, вне зависимости от того, сломаны ли они или находятся в полном порядке.
– Может быть, все-таки скажете, что вы сделали с Пироговым? – мягко попросила Амалия. – Зачем вообще вы заняли его место? Для чего все это?
– Раз уж вы были так со мной вежливы, – ехидно отозвался немец, – я, пожалуй, скажу вам. Агент Пирогов в настоящее время находится в частной клинике для душевнобольных, куда я его поместил, и у него нет ни малейшего шанса выбраться оттуда. Я распорядился, чтобы его держали день и ночь в смирительной рубашке, ибо мой брат – так я его назвал – подвержен приступам буйства.
– Брр! – Амалия поежилась. – И часто у вас, агентов, такое бывает?
– Случается, – скромно сказал немец. – Когда надо срочно избавиться от какого-нибудь проныры и помешать ему действовать, клиника для умалишенных – самое лучшее место. Кроме того, когда без вести пропадает агент, ваш посол прежде всего наводит справки в тюрьмах и моргах, а лечебницы хороши тем, что в них можно поместить человека под любым именем. И потом, обычно никому не приходит в голову там искать пропавшего.
Амалия тихо вздохнула.
– Да, тяжела работа тайного агента, – промолвила она.
– Только не надейтесь, что я скажу вам адрес клиники, – продолжал немец. – В моих интересах, чтобы этот негодяй остался там, куда я его упек. Он и так достаточно досадил мне. Если бы он не помешал мне месяц назад, я бы уже схватил Висконти и вытряс из него, что он сделал с картиной.
Агент яростно задергался на месте, пытаясь освободиться от пут. Амалия сочувственно наблюдала за его тщетными попытками.
– Я бы не советовала вам, – учтиво заметила она, – заниматься этим. После каждого вашего движения узлы только сильнее затягиваются.
Большие часы показывали десять минут седьмого.
– И что вы намерены делать теперь? – осведомился германский агент, видя, что Амалия сосредоточенно о чем-то размышляет.
– Я? – Амалия пожала плечами. – То же, что сделали бы и вы, будь на моем месте. Я оставлю вас с вашим сообщником здесь, отправлюсь на вокзал, приеду в Гавр и сяду на корабль. Дальше буду действовать по обстоятельствам. – Она поднялась с места.
– Надеюсь, вам понравится в Рио-де-Жанейро, – не удержался агент. – Передавайте от меня привет синьору Висконти, если вы его увидите.
Амалия улыбнулась.
– Никогда не была в Рио-де-Жанейро, – сказала она.
– Неужели? – поднял светлые брови немец. – Надо же, какая потеря!
– И вообще я направляюсь не туда, а в Нью-Йорк, – спокойно продолжала Амалия. – И корабль называется не «Дельфин», а «Мечта». Ну что, вы все еще настаиваете на том, чтобы передать синьору Висконти привет от вас?
Немец позеленел. Он судорожно попытался что-то выговорить, но язык не повиновался ему.
– Да, да, – опережая его вопрос, отозвалась Амалия. – Вы правы, я обыскала ваш багаж и не обнаружила в нем никаких билетов на «Дельфин», зато нашла два билета на «Мечту», на имя Эрве и Амели Дюпон. – Амалия торжествующе улыбнулась. – Именно из-за этих билетов вы и преследовали Пирогова. Вам позарез нужно было знать, куда направляется Висконти. Кстати, как следует из одного клочка бумаги, который вы почему-то бережно хранили при себе, Висконти будет в первом классе под фамилией Лагранж. Как видно, агент Пирогов и впрямь хорошо знает свое дело, так что, если бы не карты, никогда бы вам не удалось его обставить.
– Ах, так! – выкрикнул немец, когда обрел дар речи. – Кстати, вам не видать Нью-Йорка, слышите? – Его глаза горели, ноздри раздувались. – Потому что я солгал! Поезд в Гавр отправляется не в семь часов, как я сказал, а в шесть. И «Мечта» отходит в семь утра, а не в девять. Вы опоздали!
– Фи, как грубо, – сказала Амалия со скучающей гримаской. – Вы и впрямь созданы для роли мужа, как я погляжу. Неужели так трудно держать себя в руках?
– Ну ничего, – просипел немец, тяжело дыша. – Все равно когда-нибудь вы мне попадетесь, и я с лихвой рассчитаюсь с вами. Никто еще не смеялся надо мной безнаказанно!
– Неужели? – уронила Амалия. – Поверьте, мой безымянный друг, мне это совершенно безразлично.
Она улыбнулась, забрала журнал и положила его в свой чемодан. Взяла паспорт на имя Эрве Дюпона, бегло просмотрела его и неторопливо разорвала в мельчайшие клочья. Потом точно таким же образом поступила с паспортом, выданным на имя месье Кюри из Нормандии. Немец наблюдал за ее действиями со все возрастающим беспокойством. Не ограничившись уничтожением документов, Амалия вытащила из чемодана агента билет на имя Эрве Дюпона и несколькими движениями своих изящных белых ручек привела его в полнейшую негодность. Немец неодобрительно поджал губы. Он попытался было сопротивляться, когда Амалия подошла к нему, собираясь заткнуть кляпом рот, но это ни к чему не привело: кляп все равно был водворен на место, и Амалия по-сестрински заботливо стряхнула с лацкана немца ниточку, которой совершенно нечего было там делать.
– Как говорят у нас в России, не поминайте лихом, сударь, – произнесла девушка с обворожительной улыбкой.
Немец побагровел, став похожим на свежеочищенную свеклу. Полными ненависти глазами он следил за ней. Амалия достала из ридикюльчика маленькие изящные часики, взглянула на них, приблизилась к большим часам, показывавшим двадцать минут седьмого, и спокойно переставила стрелки на час назад. Ей послышался хрип, в котором явно звучало негодование, но она не обернулась.
– Что я особенно ценю в немцах, – сказала Амалия мягко, задергивая шторы, – так это их пунктуальность. – Хрип сделался еще громче. – Просто поразительно, как доверчивы некоторые люди! Что, по-вашему, я делала в то время, пока вы спали беспробудным сном? Естественно, сначала обыскала ваш багаж, а затем вызвала портье и на всякий случай уточнила у него, когда отходит ближайший поезд до Гавра.
Амалия сунула свой билет в ридикюльчик, послала связанному пленнику воздушный поцелуй и по одному перетащила свои чемоданы к входной двери, после чего дернула за сонетку, вызывая слугу.
– Спите спокойно, мой безымянный друг, – сказала она немцу на прощание. – Я уже сообщила прислуге, что вы передумали уезжать, что вы адски устали и хотите вздремнуть, а значит, самое меньшее до утра вас никто не побеспокоит.