Амалия видела, что Александр подавлен, и решила не растравлять его рану. А спросила, обернувшись к Казимиру:
– Дядя, ты ее узнал? Это она была на канале?
Казимир утвердительно кивнул.
– А полковник… забыл, как его зовут… был очень любезен, – сообщил тут же. – Согласился не заполнять никаких бумаг. Ее просто провели мимо меня, будто бы в другую комнату… А вообще он забавный человек, конечно. Пошутил: «От Екатерининского канала до памятника Екатерине – недалеко же дамочка убежала». Один из околоточных хотел получить премию за ее поимку, взял с собой хозяйку молочной лавки, которая знала ее в лицо, пообещал поделиться наградой, и они ходили вместе по городу. Когда ее задержали, она предложила взятку в тридцать рублей, чтобы ее отпустили, но награда была больше, и таким вот образом ее и поймали.
Амалия поморщилась. Она была человеком, который превыше всего ставил здравый смысл, и ее не оставляло ощущение нелепости случившегося.
– Почему же женщина не убежала? С такими родственниками, если бы захотела, она бы легко скрылась за границу. Десять дней прошло после гибели царя… чего заговорщица ждала? Или готовила новое убийство?
– Похоже на то, – усмехнулся Александр. – А еще Горохов сказал, что она не могла бросить в беде своего любовника. Они вместе готовили цареубийство, но его арестовали еще 27 февраля. Помните, в газетах писали о заключенном, который после 1 марта признался, что руководил террористами и только из-за ареста не смог принять участие в деле? Вот он и есть.
– Да, да, признался еще, что готовилось не только это покушение на царя, но и несколько предыдущих, которые сорвались, – сердито сказала Амалия. – Жаль, что его арестовали до 1 марта. Вот увидите, Александр, адвокат без труда добьется его помилования, раз он не участвовал. И ту, которую вы знали в детстве, тоже оправдают, потому что она женщина, дворянка и не бросала бомбы. Физически она никого не убивала, понимаете? Даже если и была на канале, даже если и руководила террористами, все равно доказать это невозможно. Сколько их всего замешано? Я имею в виду, непосредственно.
– Семеро, – ответил Александр. – Двое руководителей, затем изобретатель, который создавал бомбы. Он до сих пор на свободе, но Горохов уверен, что его найдут. Потом первый бомбист, студент, который остался в живых, второй бомбист, который сам был убит… – молодой человек закусил губу. До сих пор ему было мучительно вспоминать о происшествии на мосту. – Еще один, крестьянин, которому не пришлось бросать бомбу. Позже, когда его арестовали, он пытался отстреливаться, и это отягчающее обстоятельство. Да, и была хозяйка квартиры на Тележной, которая все знала об их делах и помогала им.
– Они все отделаются тюрьмой или ссылкой, – возразила Амалия. – Я не адвокат, но даже я помню законы. Непосредственный убийца погиб. Изобретатель сам, так сказать, лично, никого не убивал, и даже если его найдут, то ничего не докажут. Руководители – мужчину арестовали еще до 1 марта, а вторая – женщина. Хозяйка квартиры – тоже женщина и не принимала непосредственного участия в деле. Первому бомбисту всего девятнадцать, он дал массу показаний, и его наверняка помилуют. Тот крестьянин, который отстреливался, все-таки никого не убил. Правда, могут открыться дополнительные обстоятельства – что кто-то из них, к примеру, задушил Николая Петрова или пытался застрелить вас. Но все равно им грозит только тюремное заключение.
– Дети, – тактично вмешалась Аделаида Станиславовна, стоявшая в дверях, – может быть, вы сначала пообедаете?
– Мама, – возмутилась Амалия, – тебе бы только о еде говорить! Кстати, – спросила она у Александра, – Горохов сказал вам что-нибудь о тех, кто покушался на вас? Нашли кого-нибудь?
Корф поморщился.
– Да, я спрашивал Адриана Спиридоновича. По его словам, террористы отрицают, что стреляли в меня и что именно они убили Петрова и его мать. Правда, следователь говорил, что добиться от них чего-то вообще сложно, потому что народ они дерзкий и к откровениям не склонный. Таковы его собственные слова. И еще. Я спросил у Адриана Спиридоновича, не оказывал ли террористам помощь кто-нибудь, имеющий другие интересы, но тоже желающий устранения императора и нестабильности в государстве. Предположим, англичане или… Молодой человек запнулся, покосился на Аделаиду Станиславовну и вместо «поляки» сказал «немцы». – Так вот, Адриан Спиридонович уверял, что в ходе расследования ничего подобного замечено не было.
– Он мог умолчать о фактах, которые ему известны, – заметила Амалия. – В интересах следствия.
– Я тоже так подумал, – согласился Александр. – Но у меня создалось впечатление, что он говорил искренне.
– Я думаю, дети, – снова подала голос Аделаида Станиславовна, – что все-таки пора обедать. И не спорьте!
И дети покорились, дети пообедали, а потом долго совещались о чем-то с картой в руках и затем ушли.
В тот день они предполагали прочесать улицы за парком, окружающим Арсенал. Перед ними промелькнули Введенская, Белозерская, Кронверкская и множество других улиц, включая ту, что носила прозаическое имя Грязная. На всякий случай проверили Большую и Малую Дворянские, Архиерейскую, даже Большую Монетную и Каменноостровский проспект. Но нужного дома номер 6 нигде не оказалось.
На следующий день Амалия и Александр продолжили поиски. Лахтинская, Гатчинская, улица Бармалеева, Широкая, Ораниенбаумская, Большая и Малая Разночинные и еще тьма-тьмущая улиц, переулков и закоулков… Были Песочная улица, и Аптекарская набережная, и Ботанический сад, и какие-то казармы, гимназии и лицеи. Не было лишь дома номер 6, о котором писал Николай Петров.
– Может быть, мы зря ограничили место поисков реками? – предположил Александр. – Что мешало Петрову перейти, к примеру, через Тучков мост в Васильевскую часть?
И на третий день они занялись Васильевским островом, где почти не было улиц, а были только линии – Кадетская и Первая, Вторая и Третья, и так далее.
– Где-то я допустила ошибку, – вздохнула Амалия, когда вечером третьего дня, уставшие и измотанные, они возвращались на извозчике домой.
В руках у нее была карта, где она тщательно отмечала каждую проверенную улицу, каждый закоулок, каждую линию. Александр смотрел на ее милое, сосредоточенное лицо и ни капли не жалел, что поиски оказались напрасными. По правде говоря, он был согласен искать пропавший шестой дом хоть целую вечность.
Однако вечности у них в запасе как раз и не было. И события разворачивались куда быстрее, чем наши сыщики могли предположить.
Вечером 13 марта Александр был близок к тому, чтобы считать себя счастливейшим из людей, а утром 14-го его жизнь рухнула. И виной всему была полученная от Амалии записка.
Это было милое, учтивое, рассудительное письмо, в котором Амалия извещала, что не может более ездить с ним куда бы то ни было и вообще общаться, потому что его поведение компрометирует ее и создает вокруг нее двусмысленные слухи. Кроме того, она искренне огорчена его размолвкой с невестой, но верит в его рассудительность и желает им обоим счастья.