Занималось утро.

Глава 4

Солнечный зайчик скользнул по стене и перепрыгнул на щеку лежащей в постели молодой женщины. Почувствовав тепло, Амалия шевельнулась и открыла глаза.

Некоторое время она молча смотрела на противоположную стену, где некий художник из числа подражателей Рубенсу вознамерился изобразить то ли триумф Надежды над Отчаянием, то ли просто-напросто хорошо одетую по моде трехвековой давности даму, к которой приставала нищенка с безумными глазами и черными змеями вместо волос, требуя милостыню. Судя по кислому лицу хорошо одетой дамы, она была полна решимости не давать нищенке ни гроша.

Устав созерцать роспись, Амалия зевнула и, повернувшись на бок, подложила ладонь под щеку. Она смутно помнила, что ей надо действовать, выяснять, анализировать, искать письма… но ей не хотелось ничего. Все тело охватила блаженная истома, в голове не притаилось ни одной дельной мысли. Амалия лениво размышляла о том, как было бы хорошо купить новое платье… нет, дюжину новых платьев… потом шляпки, веера, митенки… И зонтик от солнца – из кружева цвета слоновой кости. Да, зонтик… И она возьмет с собой маленького Мишеньку и поедет с ним куда-нибудь на юг, где лазоревое море и воздух пахнет лавандой. И море будет гудеть, как пчелка, а Миша будет бегать по берегу и радоваться.

Вдоволь понежившись в постели, Амалия наконец почувствовала, что пора вставать. Все у нее будет – и море, и пляж, и Миша рядом, если она отвоюет сына у его отца. А для этого надо найти императорские письма, черт бы их побрал!

С большой неохотой Амалия вылезла из постели, накинула на себя пеньюар и раздвинула шторы. Бросив взгляд на часы, Амалия прикинула, что через четверть часа ей должны доставить завтрак из посольства.

Ей казалось, что в комнате чего-то не хватает, и она наконец сообразила, что же именно было не так. Ее пес, а вернее, пес графа де Монталамбера куда-то исчез.

– Скарамуш! – крикнула Амалия.

Собака не отзывалась. Амалия кое-как заколола волосы и отправилась на поиски пропавшего пса. В конце концов ей удалось обнаружить его в гостиной. Но Скарамуш находился там не один. Возле него на диване сидел худощавый молодой господин с черными волосами и серо-голубыми проницательными глазами. Едва заметив его, Амалия смогла в полной мере понять смысл выражения «разлилась желчь». От присутствия инспектора Готье у нее во рту стало горько.

– Месье, – заговорила несравненная баронесса Корф, вложив в свой голос хорошую порцию яда, – будьте добры, объясните мне, что вы тут делаете.

На что Готье с подкупающей простотой ответил:

– Жду вас, – и, наклонившись, потрепал Скарамуша по голове. Пес, свернувшийся калачиком у ног инспектора, даже не шелохнулся, из чего Амалия сделала вывод, что пока она спала, полицейский и собака убитого графа успели найти общий язык.

– Сударь, – ледяным тоном промолвила Амалия, – это уже переходит всякие границы.

– Согласен, – отозвался Готье. – Кстати, должен вам сказать, что это было большой ошибкой – подсылать ко мне ваших людей. Я не кучер Венсан и могу за себя постоять.

Услышав его слова, Амалия едва не опрокинула на пол небольшой подсвечник, но Анри успел протянуть руку и подхватил его на лету.

«Однако отменная реакция у этого господина!» – подумала Амалия, холодея. Вслух же она произнесла:

– Право же, сударь, я не понимаю, о чем вы.

– Я в этом не сомневался, – ответил молодой полицейский. – На всякий случай, если вы захотите освободить ваших друзей, скажу вам, что они прикованы к фонарному столбу неподалеку от Одеона.

Амалия села и молча поглядела на незваного гостя. Хотя она была далека от того, чтобы считать Анри Готье своим другом, поневоле она чувствовала к нему уважение, которое с каждым его новым поступком только увеличивалось.

– По-моему, – произнесла она в пространство, – это не объясняет, зачем вам понадобилось видеть меня.

Скарамуш шумно вздохнул.

– Наш разговор, который был начат в саду Тюильри, еще не закончен, – проговорил Готье. – И я желал бы получить ответы на свои вопросы.

Амалия пристально посмотрела на него.

– В самом деле? Вы уверены, что имеете на это право? – Она откинулась на спинку кресла. – Насколько я знаю, вовсе не вы расследуете убийство графа де Монталамбера. Так что, боюсь, вы зря рассчитываете на мою откровенность.

Готье улыбнулся.

– Значит, вы уже навели обо мне справки? Похвально. – Он потер подбородок. – Что ж, попробуем по-другому. Где ваш дворецкий, Франсуа Галлье?

– Отпросился, – равнодушно ответила Амалия.

– И вы его отпустили?

– А почему бы нет?

– И давно вы его знаете? – Готье вытащил уже знакомую Амалии книжечку в черном переплете.

– Несколько дней. Но к чему все эти вопросы?

Полицейский вздохнул.

– Если бы вы позаботились навести справки о вашем дворецком, мадам, вы бы узнали, что его фамилия вовсе не Галлье, а Эперон. Он вор, и довольно ловкий, надо отдать ему должное, потому что ни разу еще не попадался нам, но вы должны знать, что никакая удача не длится вечно. У нас есть кое-какие данные о нем, и я полагаю, вам будет небезынтересно их узнать. – Готье пролистал свою черную книжечку. – Вот. Эперон Франсуа-Рене-Жерар, родился в марте 1859 года, точная дата рождения неизвестна, потому что его нашли на какой-то улице сердобольные люди и отнесли в приют Святого Франциска, где ребенка окрестили и дали ему фамилию. Родители неизвестны, мать, скорее всего, девица легкого поведения. Лет до двенадцати парень вел себя исключительно примерно и не был замечен ни в чем предосудительном, но потом попался на краже варенья из погреба и с тех пор не оставлял это ремесло. Все попытки исправления ни к чему не привели. – Готье захлопнул книжечку и спрятал ее в карман. – Уверен, именно он украл драгоценности герцогини де Лотреамон.

– Боюсь, вам придется это доказать, – возразил вдруг чей-то дерзкий голос.

Амалия и Готье одновременно обернулись. В дверях комнаты стоял Франсуа и, заложив руки в карманы, с ухмылкой поглядывал на полицейского.

– Я же отпустила тебя, – недовольно сказала Амалия.

– Ну а я решил вернуться, – отозвался Франсуа. – Мое почтение, господин Готье!

– Господин Готье, – поспешно вмешалась Амалия, – рассказывал мне тут про тебя ужасные вещи.

– Я слышал, мадам, – ответил мошенник. – Между прочим, про то, что я украл варенье, – вранье. На самом деле его спер косой Робен, а повесил кражу на меня. Такой он был гаденыш, этот Робен! – Франсуа покачал головой. – Одно приятно, что ему недолго удавалось проделывать свои штучки. Как-то он попытался обмануть принца воров, и тот велел переломать ему руки. С тех пор Робен заделался честным гражданином.

– Ну а как насчет тебя? – осведомился Готье. – Может, ты тоже вдруг решил стать честным?