– Именем закона! – проорал снаружи чей-то голос. – Сдавайтесь, отребье!
«Отребье» голосами Венсана и Тростинки послало полицейских в такие места, где тем бы точно не понравилось находиться, после чего перестрелка возобновилась с удвоенной силой. Вскоре во всем доме не осталось уже ни одного целого стекла. Предводитель полицейских, широколицый человек с седыми усами, выбил рукояткой пистолета осколки стекла в одном из окон первого этажа и, забравшись в дом, открыл входную дверь, в которую хлынули полицейские. Везде густо пахло порохом.
Дом наполнился грохотом сапог, криками и звуками ударов. Франсуа, вытянув шею, беспокойно прислушивался к происходящему.
– Ой, – шепотом проговорил он, – что теперь будет!
– Прячься! – цыкнула на него Амалия. – Тебя здесь никто не видел, ясно? Значит, тебя здесь и нет!
Едва Франсуа закатился под кровать, дверь комнаты распахнулась, грохнув о стену. На пороге показался предводитель полицейских, а за ним шли еще двое человек. Увидев в грязной комнате молодую даму в светлом платье, он остолбенел.
– Вот это да! Ты кто такая?
– Вы могли бы быть и повежливее, сударь, – надменно заявила Амалия. – Не говорю уже о том, что, прежде чем входить в комнату, надо стучаться!
– Так… – протянул седоусый, – все ясно… – Взгляд его упал на лежащего в постели раненого. – Это принц воров? – Затем он обернулся к Амалии. – А вы, значит, его подружка?
– Выбирайте выражения, месье! – вспыхнула Амалия, вскидывая голову. – Между прочим, я тут вообще ни при чем! Я медсестра из больницы Сен-Жак, и эти люди силой увезли меня, чтобы я оказала помощь раненому!
– Ага, силой! – насмешливо фыркнул один из полицейских.
– Но это так и есть, – ответила Амалия, пожимая плечами. – Можете сами у них спросить, не думаю, что они станут отрицать.
– Поговорить с ними мы еще успеем, – буркнул предводитель. – Что с ним? – кивнул он на раненого.
– Он очень плох, – без колебаний ответила Амалия. – Я вытащила из него пулю, но он до сих пор не пришел в себя.
– Да? – равнодушно отозвался предводитель. – Что ж, теперь это не имеет особого значения. Ладно, сестричка, пошли.
– Да как вы смеете! – завопила Амалия. Полицейские схватили ее за руки и потащили из комнаты. – Я медсестра! Я работаю в больнице Сен-Жак!
– Ладно, ладно, – проворчал седоусый. – Не стоит так беспокоиться, сестрица. Сейчас мы со всем разберемся.
* * *
Амалию привели в комнату на первом этаже, которая меньше всего пострадала от обстрела. Там уже находились угрюмый Венсан, то и дело утиравший хлеставшую из носа кровь, и Тростинка, правой рукой придерживавший простреленную ниже локтя левую. Судя по всему, обоим бандитам здорово досталось.
Предводитель полицейских сел за стол, соединил руки кончиками пальцев и вопросительно поглядел сначала на Амалию, затем на мрачных сообщников принца воров.
– Ну-с, господа, – жизнерадостно начал он, – я полагаю, предисловия тут излишни, поэтому сразу же перейду к делу. Вы обвиняетесь, – он начал загибать пальцы, – в воровстве, убийствах, вооруженных нападениях, в частности – в нападении на поезд шесть месяцев тому назад. Кроме того, вы обвиняетесь в сопротивлении представителям закона, в убийстве полицейских, находящихся при исполнении служебных обязанностей, потому что, – тут желваки его заходили ходуном, – вы убили двух моих человек и еще двоих ранили. Что еще? – Он поглядел на Амалию. – Ах да, вы обвиняетесь в похищении медсестры из больницы Сен-Жак, здесь присутствующей. Вы подтверждаете, что это она и есть? – спросил он у Венсана, указывая на Амалию.
Тот кивнул, не поднимая глаз.
– Замечательно, – заметил предводитель. – Я думаю, вы должны понимать, господа, что любое из обвинений потянет на свидание с гильотиной. Вы готовы к нему?
Тростинка сплюнул себе под ноги кровавый сгусток.
– Чего вы от нас хотите? – сердито спросил он. – Мы не музыканты [16] . Хотите везти нас в тюрьму – пожалуйста! Хотите бить – вот он я! А своих мы не сдаем. Не дождетесь!
– Точно, – поддержал его Венсан. – Мы не таковские!
Предводитель вздохнул и кивнул одному из своих подчиненных – молодому черноволосому полицейскому с агатовыми глазами:
– Леон, возьми двух людей и обыщи весь дом. Ты знаешь, что нам нужно.
Леон приосанился и кивнул:
– Рустик и Малавуа, следуйте за мной!
Трое полицейских покинули комнату. В ней оставались только задержанные и шестеро полицейских, считая седоусого предводителя.
– А что будет со мной? – подала голос Амалия. – Я не имею к присутствующим здесь господам никакого отношения. И, между прочим, меня ждут на работе!
– Куда вы так торопитесь? – равнодушно спросил седоусый предводитель. – Сначала мы должны снять с вас показания. Затем – установить вашу личность. – Он прищурился. – У вас есть с собой какие-нибудь бумаги?
Амалия почувствовала, как у нее противно заныло под ложечкой. Вот оно, начинается!
– Простите, господин полицейский, – смиренно ответила она, – я не предполагала, что сегодня меня могут похитить, поэтому ничего с собой не взяла.
– Жаль, – вздохнул предводитель. – Но вы не волнуйтесь, скоро все это закончится.
Амалия невольно насторожилась. В голосе полицейского промелькнули какие-то нотки, которые, бог весть отчего, совершенно ей не понравились.
Вернулся Леон и, глядя на своего патрона преданными собачьими глазами, доложил, что они осмотрели несколько комнат, но ничего не нашли.
– Продолжайте искать, – велел предводитель. – Она должна быть где-то здесь.
Венсан поежился, но ничего не сказал. Предводитель поднялся с места и, заложив руки за спину, подошел к окну, откуда была видна недокопанная могила и возле нее – тело Изабель со скрещенными на груди руками.
– Что за мертвая девка в саду? – спросил предводитель.
– Не смей так о ней говорить! – ощетинился Тростинка. – Она была хорошая девушка!
Один из стражей ударил его по уху, и парень свалился со скамейки. Полицейские захохотали. Тростинка поднялся с белым от гнева лицом. Он сделал попытку броситься на своего обидчика, но его ударили снова, и гораздо сильнее. Тростинка со всхлипом скорчился на полу.
– Прекратите! – вне себя закричала Амалия. – Прекратите немедленно!
Предводитель живо обернулся к ней. В его выцветших глазах мелькнули искорки любопытства.
– Ради бога, простите, дорогая мадам, – издевательски-любезным тоном промолвил он. – Но мои подчиненные – люди простые, не привыкли церемониться со всякой мразью.