Помощник покачал головой:
– Нет, помогла баронесса Корф. Она послала кому-то телеграмму… и, как видите, все очень быстро разрешилось.
– Баронесса Корф? – удивился Гийоме. – Странно… Ла Балю намекнул мне, что за лицо распорядилось меня отпустить. Никогда бы не подумал, что у госпожи баронессы такие высокопоставленные знакомые.
– Ну, это еще не самое удивительное, – заметил Шатогерен. – Угадайте, Пьер, кем на самом деле оказалась графиня Эстергази?
– Неужели богемской королевой? – весело предположил доктор.
Шатогерен озадаченно вскинул брови:
– Позвольте, так вы что, узнали ее?
Гийоме перестал улыбаться.
– Я? Нет, но… Так пациентка что, и в самом деле королева? Бог мой! А я, признаться, краем уха слышал, как служанка назвала ее «Ваше величество», но решил, что та оговорилась или потакает безумию мадам. Поразительно! – И он рассмеялся. – Но, во всяком случае, мы можем успокоить Ее величество. Чахотка ей не грозит, по крайней мере, в ближайшие сто лет, организм в отличном состоянии… исключая нервы. Нельзя недооценивать эмоции, Рене, и не смотрите на человека как на машину. Ведь у нее недавно умер кто-то из близких? Я вроде читал в газетах.
– Сын, – кивнул Шатогерен.
Гийоме кивнул:
– Вот вам и истинная причина ее странного поведения. Возможно, отчасти виновата еще и наследственность. Я правильно помню, она из баварских Виттельсбахов?
– Кажется, да.
Гийоме задумчиво прищурился:
– У-у, мой дорогой, так это не облегчает дело. Постоянные близкородственные браки, а как следствие – у потомков через одного психические расстройства. Одним словом, друг мой, аристократия как класс обречена на вырождение… Только не обижайтесь на меня, – быстро добавил он. – Факты – слишком упрямая вещь, а научные факты – и вовсе непреложная.
– Я не сержусь, – возразил Шатогерен, и по его лицу было заметно, что он и в самом деле не сердится.
– Так что, виконт, если будете жениться, упаси вас бог брать в жены наследницу старинного рода, – добавил доктор, садясь за стол. – Особенно ту, у родственников которой встречаются серьезные отклонения от нормы. Природа – очень коварная особа, и никогда не следует пытаться ее перехитрить… Да, кстати, что с Мэтью Уилмингтоном? Завтра похороны его невесты, и я опасаюсь, как бы он не выкинул чего-нибудь в духе мадемуазель Натали.
– Не беспокойтесь, Пьер, за ним присматривают, – отозвался помощник. – Ему нужно лишь время, чтобы прийти в себя. В конце концов, он знал, что мадемуазель Левассер больна, и знал, что от туберкулеза часто умирают. Просто все получилось чересчур неожиданно.
…А тем временем Мэтью Уилмингтон сидел в своей комнате и гладил фотографию, на которой была запечатлена Катрин. На столе громоздились десятки запечатанных пакетов и писем, но англичанин не обращал на них никакого внимания. Через несколько минут он отложил фотографию, вытащил из кармана поблекшую белую розу и поднес ее к губам.
– Какая несправедливость, какая ужасная несправедливость… – прошептал он. – За что? Если бы я только знал…
Похороны состоялись на следующее утро, и на них явились почти все обитатели санатория. Катрин лежала в гробу во всем белом, как невеста. А вокруг были цветы, цветы, цветы. Море цветов, в котором почти тонуло бледное лицо умершей.
От их аромата и запаха ладана у Амалии немного кружилась голова. Эдит плакала, Мэтью стоял как окаменелый, и, лишь когда стали прощаться, его горе прорвалось, затопило несчастного целиком – англичанина долго не могли отвести от гроба, он все шептал что-то по-английски, и лицо у него было безумное, совершенно потерянное. И Амалии сделалось немного не по себе оттого, что остальные находятся здесь со своим показным, в сущности, сочувствием, в то время как молодой человек горюет по-настоящему, неподдельно. И еще баронесса поймала себя на том, что ей хочется, чтобы все поскорее кончилось.
Но все и впрямь кончилось. Могилу на самом красивом участке кладбища, за который, не скупясь, заплатил Уилмингтон, засыпали землей, и все потянулись обратно в санаторий. Шарль де Вермон подошел к Амалии. Ему казалось, что со вчерашнего дня она общается с ним чуть холоднее, чем прежде, но это было неправдой. Даже при всем желании она не могла заставить себя сердиться на него.
– Что-то я отвык от похорон… – Шевалье старался говорить беззаботно, но лицо у него было бледное, напряженное. – Тело мадам Карнавале забрал ее племянник, Ипполито Маркези тоже увезли хоронить на родину… и только малышка Катрин осталась здесь. Красивое ей досталось место. Скоро где-то поблизости будет и моя могила.
Офицер закашлялся. Амалия взяла его под руку и повела за собой. Она прекрасно понимала его состояние и знала, что никакие слова не смогут ему помочь.
– Странно, что она так выглядела, – внезапно промолвил Шарль, когда кладбище осталось позади.
– Выглядела как? – озадаченно переспросила Амалия.
– Вы ничего не заметили?
Но у нее кружилась голова, и ей было не до того, как выглядела усопшая. Шарль посмотрел на баронессу и улыбнулся.
– Глупости я говорю, – объявил он. – Просто глупости. Уилмингтон шатается от горя, а я почему-то уверен, что через полгода англичанин женится. Природа не терпит пустоты, или что-то вроде того. Если я не умру, то буду одним из самых богатых людей в Ницце, но ведь я же знаю, что умру. Скажите, вы не выйдете за меня замуж?
Вопрос прозвучал так неожиданно, так нелепо, что у Амалии даже перестала болеть голова.
– Шарль, я… Я не могу.
– Почему? По-моему, отличная мысль. Во всяком случае, я недолго буду вас стеснять. Мы даже не успеем хорошенько надоесть друг другу. Идеальный брак, я бы сказал. А после моей смерти вы станете очень богаты. Нет, я знаю, что вы и так богаты, но деньги никогда не бывают лишними. Ну так как?
Шевалье улыбался, бросал на нее влюбленные взгляды, и Амалия растерялась, что бывало с ней нечасто. Однако она попыталась свести все к шутке:
– Шарль, ну право… Во-первых, я уже была замужем.
– И очень хорошо, – объявил офицер. – Не помню, говорил ли я вам, но неопытные девицы всегда внушали мне непреодолимое отвращение.
– Во-вторых, у меня скверный характер.
– У меня еще хуже. Положительно, мы созданы друг для друга.
Амалия остановилась. Все-таки ему удалось ее рассердить.
– Зачем это вам? – спросила она, глядя ему в глаза.
– Затем, что я вас люблю, – ответил офицер. – И затем, что мне хотелось бы, чтобы вы были рядом, когда я буду умирать. В смерти среди чужих людей есть что-то донельзя гадкое. Вот видите, я совершенно с вами откровенен.
Баронесса вздохнула и обратила взор на небо, по которому бежали легкие белые облака.
– Хорошо, – кивнула она, – обещаю, я буду с вами рядом, когда настанет час. Но что касается всего остального… – Амалия покачала головой.