Он криво улыбнулся.
– Время авантюристов?
– Пусть даже так, – ответил я. – Хотя я вообще-то не вижу риска. Кроме того, мы знаем, что это такое, чего ожидать, какая может быть реакция организма. Словом, что я тебе объясняю? Вызывай бригаду.
Он покачал головой, но спорить не стал, только смотрел на меня пристально, анализируя сокращения моих лицевых мышц, движение крови по венам, участившееся дыхание. По неслышному вызову появились неизменные Кондрашов и Пескарькин уже со своими заместителями и помощниками, этого вполне достаточно, подготовили аппаратуру. Сложность в том, чтобы заменить нейрон мозга, а если пройдет успешно, то остальные будут подсоединяться к нему автоматически, всякий раз заменяя отрезок живого нерва, у которого проводимость в миллиард раз ниже, механическим, с его проводимостью, равной скорости света.
Мы настолько привыкли, что «мысль быстрее всего», что не задумываемся о том, что длиннорукий не так быстро отдернет руку, обжегшись, чем короткорукий, все из-за того, что сигнал от обожженного места должен сперва дойти до головы, получить команду отдернуть руку от опасного места, затем послать сигнал удаленным мышцам поспешно сократиться.
Мы смеемся над динозавром с длинной шеей, у которого выпрыгнувший откуда-нибудь зверь быстро откусывает голову, а тело еще идет, идет, идет, наконец сигнал о случившемся доходит до передних ног, они подгибаются, безголовый динозавр падает на передние лапы, а задние еще делают пару шагов, до них дойдет позже.
Смешно, но у нас самих та же скорость. Просто мы к ней привыкли. А суетящаяся белка или мышь кажутся существами из другого времени, настолько быстрые у них движения благодаря крохотным размерам.
Смешно, конечно, ожидать хоть чего-то от замены одного нейрона, но я все равно инстинктивно прислушивался, хотя умом понимаю дурость, но на чувства ни один трансчеловек еще не покусился, уже понятно, что человек состоит из чувств, а так называемый ум – это его мелкий, хоть и самый расторопный слуга. Причем такой слуга, что без хозяев жить не сможет: дай ему свободу – быстро умрет, потеряв цель жизни.
Обследования отрапортовали, что все безукоризненно, никакого отторжения, хмурый Кондрашов принес еще партию энов, на этот раз провели замену без такого страха и напряжения, а через два дня, когда удостоверились в полной совместимости, я подал первую команду энам. С этой минуты они начинают создавать себе подобных, постепенно заменяя прилегающие участки нервной ткани искусственными компонентами.
Ночью впервые за много лет меня мучили кошмары. Снилось нечто жуткое, я постоянно падал в пропасти, сердце замирало в смертном страхе, затем меня несло в нейтронную звезду, я повисал в черной пустоте и, холодея, понимал, что это даже не темная материя, а именно ничто, доматерия, довремя, довселенная.
Утром проснулся в холодном поту, застыл в страхе, не услышав привычного биения сердца. И вообще что-то странное, словно сон продолжается. Я попробовал встать, ощущение такое, что поднимаю гору. Сердце не бьется, как не работают и легкие, не слышу внутренних органов вообще…
В страхе поднялся, тело будто чужое, двигаюсь с невероятным усилием, всякий раз преодолевая сопротивление…
За окном что-то странное: над тарелкой с орешками и зернами зависла в воздухе, медленно-медленно двигая крыльями, словно засыпающая рыба, птичка, в которой я с изумлением узнал синичку. Целую минуту она опускалась на край кормушки, лапы выдвинулись, как у приземляющегося лайнера шасси, медленно сомкнулись на крае тарелки, коготки заскользили по скользкому фарфору.
Крылышки сложились, синичка опустилась на лапы и стала похожа на воробья, сердитого и нахохленного. Обычно синички, прыгнув к зернышкам, хватают одно и тут же улетают, пока не согнали другие, но эта сидит, словно заснула. И ту?? как молния свернула в мозгу, я чувствовал, как раскрываются шире мои глаза. Одно дело предполагать, как буду чувствовать себя с замененными нейронами, другое – ощутить…
Это не мир замедлился в сотни тысяч раз, это я ускорился… нет, тело осталось тем же, но процессы в мозгу идут с непривычной скоростью… опять же не совсем так, именно с привычной и естественной для такой структуры скоростью. Так это примерно в триста тысяч раз быстрее, чем у того Владимира, каким я был вчера.
Я измаялся, пока добирался до работы. Твердо решил, что последний раз вот так по-старинному, лично, а отныне буду только через голограммы. Для меня нынешнего за эти четыре минуты, что добирался от квартиры до офиса, прошло несколько недель, на двадцатой секунде я догадался подключиться к Сети, усвоил семьдесят терабайт новостей, прошел курс углубленной диагностики клеточных ядер, хотя на фиг это мне, просмотрел все о погружениях на дно Тихого океана и даже выучил строение морских ежей.
К дверям офиса я подходил, уже усвоив все-все, что знает или думает, что знает, человечество к этому дню, это не так уж и много, а рецепторы постоянно ловят, обрабатывают и раскладывают в памяти всю лавину новостей, открытий, изобретений, улучшений, дополнений и новых идей, пусть даже самых нелепых.
В холле встретил Кондрашова, я видел, как тусклые глаза блеснули, он начал поворачивать в мою сторону голову, словно двигал тысячетонную орудийную башню линкора, губы стали приоткрываться для приветствия, я поднял руку и указал на экран дисплея. Думаю, мои движения самое что ни есть совершенство, ибо я не могу позволить себе лишнего взмаха: это же бороться с инерцией, преодолевать сопротивление вязкого воздуха, что просто норовит поджечь одежду трением.
Кондрашов еще смотрел на меня, губы медленно сложились для первого звука, а на экране уже появились слова: «Дорогой Кондратик, я тебя тоже приветствую!.. И тоже рад тебя видеть. И во первых строках своего письма спешу заверить, что усе прошло хорошо. Но вы мне все обрыдли, черепахи несчастные. Я сейчас пройду по лаборатории, осмотрю и везде оставлю ЦУ, но с этого дня с вами, недобитыми улитками, буду общаться только по электронной связи. Ну, ты понял. Целую, шеф».
Преодолевая сопротивление воздуха, я в самом деле прошелся по всей лаборатории. С нынешним массивом полученных знаний еще не разобрался, в голове каша, все только укладывается, но уже вижу, где что нужно сделать в первую очередь, как расшить узкие места, и где могут возникнуть трудности в будущем и… даже как их предотвратить.
На экранах вспыхивали длинные послания, сотрудники пялились в недоумении, никто еще не заметил меня, это уже потом, когда начнут просматривать записи, заметят молниеносно прошмыгивающий призрак, буквально размазанный на сотни метров.
Самая большая трудность из-за разницы в скорости мышления и механическом несовершенстве тела.
Если бы мои мыслительные процессы протекали быстрее втрое или пусть даже в десять раз, я еще мог бы общаться с коллегами, всякий раз демонстрируя молниеносность мышления, быстроту реакции и очень точный подбор слов, но когда в сто тысяч раз, это уже не лезет ни в одни ворота.