Перед зданием Центрального Музея Искусств длинная очередь, афиша гласит, что демонстрируются сокровища Лувра. А через неделю, судя по числам, ожидается большая экспозиция богатств Эрмитажа. Раньше я смотрел на таких людей, что простаивают в очередях, а потом щелкают хлебалами перед глиняными свистульками, сработанными при князе Владимире, с презрением и не раз спорил с Аркадием, который громко и с пафосом говорил о каких-то великих ценностях, заключенных в этой хрени.
Потом научился смотреть равнодушно, а сейчас вдруг ясно и четко понял, что это и есть все до единого «простые». Ни один из них не войдет в наше сверкающее будущее. Нас восхищают только новости из будущего: вести из лабораторий, прогнозы ученых о новых материалах, об амбициозных проектах, а у этих особенный и какой-то непонятный восторг вызывают вещи из прошлого. Не важно, какая ерунда, но лишь бы из прошлого. И чем более далекого прошлого, тем больше ахов. Потому наибольшие очереди были, когда привозили для показа «сокровища Тутанхамона». Это было очень давно, подруга Каролины затащила и нас в музей, там перед какой-то хренью расплакалась от восторга и умиления, а я смотрел туповато и старался понять, в чем красота, если любой деревенский кузнец нашего времени в состоянии сковать такое же, а то и намного более изящное?
– Володя, – прошептала мне тогда Каролина на ухо, – ты… это… неполиткорректен!
Я осторожно выруливал в потоке машин, эти сумасшедшие любители искусств лезут прямо под колеса, подумал, что политкорректность – это, конечно, глупость и невероятный перегиб, однако это та необходимая временная мера, чтобы стабилизировать отношения в обществе. А стабилизация нужна для развития науки, иначе средства тратились бы на войны, а потом бы шли на восстановление разрушенных городов и на отчаянные попытки накормить остатки одичавшего населения.
А так в стабильном обществе, когда все сыты и начали думать не просто о жизни, но о долгой жизни, бурно развивается та область научной медицины, которая неизбежно поставит все с головы на ноги, как и должно быть: энергичные и сильные получают право жить неограниченно долго, а всякий там пьяный плебс, простолюдье, быдло или как ни назови – будет жить, сколько живут животные. Даже не «получаю право», как раз право будут иметь все, но смогут им воспользоваться только те, кто сможет заплатить за эту очень недешевую услугу, а также у кого хватит жизненного заряда поддерживать жизнь и после того, как истечет «естественный» срок.
Да и вообще…
Я подумал внезапно, что все это останется в прошлом, где современные полотна будут соседствовать в Музее рядом с каменными топорами. Живопись уже сейчас умирает. Раньше все века и тысячелетия художникам достаточно было просто рисовать похоже. Чем больше похож портрет на то, с кого рисуют, тем выше мастерство художника. Особенно когда ему удавалось еще и подчеркнуть силу и величественность мужчин, а женщин сделать чуточку моложе и красивее.
Но пришла фотография, и пришлось, чтобы не проиграть, придумывать то, что фотографии не под силу. Появились всякие измы, в которых во главу угла ставилась экспрессия, которой вроде бы фотография если не лишена, то по крайней мере ей доступна в меньшей мере. Появился сюрреализм, кубизм и прочая фигня, из которой рядовой обыватель помнит только черный квадрат Малевича и работы Пикассо. Да и то больше по обилию анекдотов.
Однако пришла пора цифровых фотоаппаратов, живопись окончательно склеила ласты, ибо встроенные редакторы позволяли делать с изображением намного больше, чем художники кистью. К тому же фотографии делать не только намного проще и легче, но каждый с помощью прилагаемых функций может сделать фото как любого размера, так и в любой манере.
И живопись потихоньку отступила на ту ступеньку, где находится изготовление матрешек и плетение лаптей в качестве сувениров.
Охранник почтительно приветствовал меня, будто я и есть самый главный босс в этом здании. Вообще-то, если учесть, что генеральный менеджер почти не показывается, предпочитая блистать на международных конфах, я, как один из его заместителей, оказываюсь почти самым главным. Остальные двое, пользуясь отсутствием генерального, тоже заглядывают изредка, переложив все на заместителей, только я пашу как проклятый, но не хочу, чтобы кто-то облегчил мою ношу.
Секретарша Вероника дисциплинированно поднялась навстречу.
– Шеф, через десять минут будет звонить генеральный.
Я насторожился.
– Он что-то хотел особенное?
– Нет, только предупредил, что у него новости.
Я прошел в кабинет, велел никого не принимать, быстро просмотрел главные сводки из сфер высоких технологий. Из Центра нанотехнологий в Лос-Гварде пришло сенсационное сообщение, что удалось создать прототип первого МЭМСа. Правда, размеры пока не устраивают создателей, но это уже прорыв, как они уверяют, колоссальный прорыв…
Похоже, генеральный зацепился именно за это сообщение. Амбиций у него ой-ой, а развитие нанотехнологий пока что зависит не от размеров вложений, как, скажем, в самолетостроении, а от правильного выбора путей. За это время наша фирма разрослась, окрепла, получила инвестиции, мы выполнили большое количество масштабных программ, так что генеральный вполне может пойматься на этот крючок…
Насчет первого созданного МЭМСа сомневаюсь, это газетчики выдают желанную сенсацию. Завтра-послезавтра работники Центра скромно уточнят, что это не совсем еще МЭМС, а прототип МЭМСа. Ну, пока что в сто раз крупнее. А то и в тысячу. Это будет опубликовано мелким шрифтом, никто не заметит, а если и заметит кто, то равнодушно скользнет взглядом дальше. Всем хочется сенсаций, а не уверений, что мир не настолько уж и волшебный.
Вообще-то первые искусственные атомы и даже молекулы из них были получены еще в конце двадцатого века. Так называемые квантовые точки, что представляют из себя атом без ядра. Однако эти безъядерные атомы точно так же вступают во взаимодействие друг с другом, словом, ничем не отличаются от натуральных.
Зато электроны в таких атомах очень просто ограничивать в движении, а также регулировать их число, всего лишь чуть сдвинуть рычажок реостата, чтобы превратить железо в золото, а говно в конфетку. Это значит, что мы вплотную подошли к программируемой материи. Ее свойства можно менять быстрее, чем моргнуть глазом.
Более того, эта материя будет такой, какая нужна, а не какая уже есть. В ядре натуральных атомов максимальное число протонов – девяносто два, как и электронов, они прочно привязаны к протонам. Больше электронов – это уже радиоактивное вещество, его только для бомб. В искусственных атомах протонов нет, потому электронов можно держать сколько угодно. То есть, говоря образно, в таблице Менделеева будут сотни тысяч, если не миллионы элементов. Сколько изволим, столько и будет. И с теми свойствами, какие закажем. Даже самыми дикими на сегодняшний взгляд.