Она увидела прямо перед собой светлые глаза Никиты – и очнулась.
– Так вы не ссорились? – спросил он.
Она процедила сквозь зубы:
– У Сережки был с ней роман, до Веры. Потом он ее бросил, а Виктория решила, будто бы я во всем виновата.
– Ну и в чем ты можешь быть виновата? – пожал плечами Никита. – Глупость какая-то.
– Не знаю, – ответила Вероника. Ей и самой пришлась по душе сочиненная ею версия. – Наверное, она обиделась, что я ей ничего не сказала. У нее всегда было больное воображение. Мало ли что она могла там придумать!
Сотовый разразился романтической мелодией – Веронику ждали в редакции, а она все еще была дома. Она ответила, что у нее болит голова и она подъедет потом, и отключилась.
– Мне нравится эта песня, – заметил Никита с улыбкой.
Вероника смутилась. Она поставила эту мелодию в начале их романа, но скорее умерла бы, чем призналась в этом любовнику. Он осторожно вытащил из ее руки телефон.
– Ну и чем мы сейчас займемся? – спросил он, целуя ее.
– У вас слишком богатое воображение, – сказал врач.
– Только не говорите, что это пройдет. – Виктория попробовала пошутить, но ей было вовсе не смешно.
– Хорошо, давайте разберемся. – Алексей Петрович вздохнул. – Итак, вам кажется, что за вами кто-то следит. Верно?
– Иногда, когда я выхожу из дома, – уточнила Виктория. – И я ничего не могу поделать с этим чувством.
– Сколько это продолжается, по-вашему?
– Восемь месяцев. Где-то так, я думаю. Вначале я пыталась себя убедить, что мне это мерещится, но… Я почти уверена, что за мной действительно кто-то наблюдает.
– Так. – Алексей Петрович наклонил голову, и она увидела, как блеснули стекла его очков. – И кто же, по-вашему, может заниматься таким вот наблюдением?
– Не знаю, – призналась Виктория. – Иногда это черная машина, иногда серая, иногда синяя. Иногда «Жигули», иногда старый «Мерседес». То есть… – Она поморщилась. – Это очень сложно объяснить, но я словно спиной ощущаю, что за мной следят. Возникает такое неприятное чувство…
Врач слушал ее, постукивая карандашом по столу.
– Вы пробовали поговорить с человеком или людьми, которые находятся в машине, будто бы преследующей вас?
Виктория покачала головой.
– Боюсь, это не получится. Они всегда держатся в отдалении. И потом… – Она задумалась. – Я не сказала бы, что они преследуют меня. Я не чувствую, что от них исходит какая-то… угроза. Но тем не менее они меня беспокоят.
Алексей Петрович улыбнулся, и при виде этой улыбки Виктория сразу же поняла, что именно он ей скажет.
– У вас довольно редкая профессия. – Как и все опытные психологи, он предпочел начать издалека. – Вам не кажется, что ваши, хм, ощущения могут быть следствием работы над очередной книгой?
Виктория поднялась с места.
– А если бы я работала контролером в автобусе, что бы вы мне сказали? – со злостью, которой не ожидала от себя, спросила она. – Что я начиталась детективных романов?
– Нет, Виктория Александровна, вы же должны понимать…
– Всего доброго, – буркнула она и вышла, с колоссальным трудом удержавшись от желания на прощание как следует грохнуть дверью.
Во дворе чирикали птицы, и свет по-весеннему проходил сквозь прозрачную листву. Тем не менее стояла ранняя осень, та, что по-русски именуется бабьим летом, а по-французски – летом индейским, о котором поет свою великолепную песню Джо Дассен.
Чтобы собраться с мыслями, Виктория присела на скамью. Теперь, когда вспышка раздражения сошла на нет, ей стало и грустно, и немного стыдно, что она не сумела сдержаться.
«Итак, подведем итоги. Три врача, уйма выброшенных на ветер денег… или почти на ветер, потому что никто толком так и не смог мне объяснить, что со мной такое. И почему они считают, что все писатели непременно ненормальные? Знали бы они, какую кропотливую логическую работу приходится проделать, прежде чем напишешь хороший детектив, как одна-единственная неувязка может загубить самый выигрышный сюжет… Но им куда проще считать детектив недостойным жанром, которым занимаются исключительно недоумки».
В сумке заверещал сотовый, и от неожиданности Виктория даже вздрогнула.
Опять Вероника. Вот черт.
– Виктория, ты не забыла? Встреча сегодня вечером, в ресторане «Олимпия»!
– Модное местечко, – буркнула Виктория.
– Конечно, – с энтузиазмом подтвердила Вероника. – Сергей снял оба этажа, так что погуляем! Ты знаешь, как туда проехать?
Да, разумеется, она приедет, она постарается не опаздывать и помнит, что будут танцы, и еще Сергей обещал какой-то сюрприз.
Впрочем, для нее никаких сюрпризов не будет. Она просто вернется домой и сядет читать Чехова, очередной том полного собрания сочинений, изданного в советское время. Виктория читала это темно-зеленое собрание медленно, растягивая удовольствие и смакуя каждую страницу. Для автора детективов у нее были странные на первый взгляд пристрастия – Чехов, Уайльд и Стерн. И еще стихи Лорки.
«Чехов, помимо всего прочего, прекрасный стилист… И как он описывает людей! Конечно, он видел их насквозь… и поэтому вряд ли мог уважать. По его письмам иногда это очень чувствуется… И еще на него сильно повлияла болезнь. Какой он был веселый, пока у него не открылась чахотка, просто неистощимый фейерверк шуток, причем на самые разные темы. А потом… потом да, уже не то. Трудно сохранять веселый тон, когда задыхаешься и кашляешь кровью. И зачем он женился на этой актрисульке? Знал же, что она собой представляет, и все же питал какие-то иллюзии… надеялся…»
Однако, прежде чем приступить к Чехову, ей пришлось сходить в супермаркет, выслушать причитания кассирши, у которой опять не было сдачи с крупной купюры, получить-таки эту сдачу и уже в подъезде вежливо отказаться от предложения бабки с верхнего этажа ехать в лифте вместе с ней и какой-то грязной кадкой, из которой сыпалась земля. Для этого Виктория слишком дорожила своими белыми джинсами, но бабка обиделась так, словно писательница предложила ей купить гроб со скидкой. В конце концов бабка уехала одна и, само собой, застопорила лифт на верхнем этаже. Подождав минуту, Виктория пожала плечами и отправилась пешком на свой предпоследний этаж.
«А ведь все могло быть совсем по-другому».
Все-таки она не удержалась от этой мысли. Ну да, она могла стать женой Сергея, и Сергей был бы богат, и она вольготно жила бы в отдельном доме, а не в многоэтажке, где кто-то из соседей то и дело заводит нескончаемый ремонт, а кто-то уезжает и запирает в квартире собаку, которая от одиночества и тоски начинает выть во весь голос. А еще есть любители громкой музыки, шумных ночных застолий, курильщики, бросающие вниз окурки, которые постоянно залетают к ней на балкон…