Немного сухих листьев, куски высохшей коры… Скоро разгорится костер.
Надо было выжить. Преодолевая слабость, стараясь не впасть в забытье, я добрался до осины, снял с нее кору, чтобы сделать сосуд для нагревания воды.
Глаза мои открывались с трудом, но я все-таки сделал грубое подобие конического горшка, и набрал в него воду.
Превозмогая слабость, я зажал сосуд из коры между двумя камнями и пламя охватило его. Ниже уровня воды кора, пропитанная влагой, гореть не будет. Стараясь подбросить в огонь еще несколько сучьев, я снова потерял сознание.
Когда я пришел в себя, вода уже кипела. Я подтянулся, сел, расстегнул пояс, и револьверы упали на землю рядом со мной. Потом медленно и осторожно стащил рубашку и, намочив кусок материи в горячей воде, стал промывать раны.
Ощущать горячую воду было приятно. Я осторожно отмочил старую повязку. Вид раны в боку испугал меня. Она была красной и воспаленной, хотя пуля прошла навылет и, насколько я мог судить, не задела внутренних органов.
Вторая пуля прошла сквозь мышцы бедра. Промыв и эту рану, я долго лежал неподвижно, набираясь сил и впитывая тепло.
Рядом росла опунция, я срезал несколько больших листьев и опалил их огнем, чтобы сжечь колючки, раздавил листья и привязал к ранам. Индейцы применяют опунцию при воспалениях, а других средств под рукой не было. К тому же индейские средства, как правило, надежны.
Вся эта обработка ран заняла очень много времени, и я понимал, что надо торопиться. Враги наверняка шли по моим следам, а я не имел ни малейшего представления, куда привез меня Серый. В зависимости от того, по каким местам он проходил, следы его могли оказаться очень четкими, кое-где достаточно запутанными.
Неподалеку рос куст амоллило, я выкопал несколько корней, размельчил их и бросил в кипящую воду. Когда я помешал ее палочкой, вода вспенилась, и я отхлебнул этой пенистой жидкости. Индейцы утверждают, что пулевые ранения лучше всего исцеляет отвар амоллило.
Затем я набрал съедобных листьев и корней, до которых мог дотянуться, потому что добраться до седельной сумки у меня не было сил. Подкрепившись, чуть живой от слабости, я забрался под кусты и уснул, просыпаясь только для того, чтобы напиться холодной воды и заснуть опять.
В красном тумане мучительного сна мчались всадники, гремели выстрелы…
Морган Парк… Пиндер… Руд Макларен… Резкие черты дикого лица Боди Миллера…
Разбудил меня Серый, подталкивая носом; вокруг уже брезжил холодный свет нового дня.
— Все в порядке, Серый, — прошептал я. — Я спал… Я живой…
Меня пугала собственная слабость. Если враги сейчас появятся, то убьют меня без труда, а я ничем не смогу им помешать
Лежа на спине и тяжело дыша, я пытался найти хоть какой-нибудь выход. Я не сомневался, что они следуют за мной и наверняка уже близко.
Они могут не сразу выйти на мой след, но, обнаружив его, сразу же поймут, что я ранен и без сознания, а лошадь сама выбирает дорогу. И тогда их долго ждать не придется.
Высоко на стене каньона виднелось пятно зелени, возможно, то была трещина в скале. Взгляд невольно задержался на ней, а потом в сознании пробудилась вдруг смутная надежда. Я принялся изучать эту трещину. Там была зелень — место для пары деревьев, а под ними, кажется, проходил карниз.
Выкатившись из-под кустов, я добрался до источника и пил — долго и жадно; потом наполнил флягу. Теперь оставалось забраться в седло, но сначала я постарался уничтожить все оставленные мной следы. Я понимал, что скрыть их полностью не удастся, но все-таки это могло хоть немного запутать преследователей.
Встав на колени, я ухватился за стремя, подтянулся и выпрямился. Затем кое-как ухитрился вставить ногу в стремя и забраться в седло.
Голова снова закружилась, и я уцепился за седельную луку. Потом сознание прояснилось, и я направил лошадь вперед. Тропа была хотя и очень узкая, местами перекрытая осыпями, но все-таки тропа. Выросший в горах Серый шел по ней, ступая очень осторожно и временами пофыркивая.
Прошло несколько минут. Я держался в седле, но не мог поднять голову и только цеплялся за переднюю луку. И вдруг, обогнув очередной валун, мы оказались в маленькой долине.
Громадная трещина в скальном массиве мезы — следствие какого-нибудь древнего землетрясения — имела плоское дно и была окружена высокими стенами. Трава здесь была густой и зеленой, а где-то дальше, в скалах, журчала вода.
Площадь этой долинки достигла семи или восьми акров; в дальнем конце виднелся второй выход, частично перекрытый оползнем. Я попал в крохотный оазис, однако не я первый воспользовался этим скрытым от посторонних глаз убежищем. Я понял это секундой позже.
Передо мной, пристроенная к скале, возвышалась массивная каменная башня. Квадратная, она достигала в высоту почти шестидесяти футов и вся почернела от времени и огня.
Древние индейцы, построившие эту башню, понимали, что значит хорошее место — здесь были вода, корм для скота. Больше того, место было идеальным для обороны. Никто не мог подняться сюда тропой, по которой я приехал, не очутившись лицом к лицу с обитателями башни.
В долине росло немного давно одичавшего, чахлого маиса. По всему было видно, что человеческая нога давно здесь не ступала.
Воду я увидел, проезжая мимо башни, — она падала из трещин в скале в маленький пруд, едва достигавший десяти футов в поперечнике и, с виду, футов пяти в глубину.
Я осторожно спешился, ослабил подпругу, и седло упало со спины Серого. Сняв с него уздечку, я отполз в сторону и растянулся на траве.
Сделать предстояло еще очень много, а я был уже совсем без сил. Но меня переполняла решимость выжить, сражаться и победить. Я не зверь, чтобы на меня охотились и убили; не бывать тому, чтобы меня согнали с собственной, по закону принадлежащей мне земли!
Что бы ни делали сейчас мои преследователи, я должен был отдохнуть и набраться сил. Пусть пока празднуют победу.
В седельных сумках у меня хранился небольшой запас пищи — вяленое мясо, немного сушеных фруктов и сухарей. Здесь рос маис, который я мог размолоть с помощью камней и приготовить нечто вроде пиноле [3] , тут росли индейская капуста, хлебный корень и орехи пиньон… И еще я видел следы оленя и кроликов.
Олений помет блестел — значит, совсем недавний. Выходит, и олени забредали сюда. Попались мне на глаза и несколько голубых перепелов — уроженцев пустыни. Итак, я буду жить. Выживу и добьюсь победы.
Я приготовил себе постель возле стены полуразрушенной башни. Потихоньку, с большим трудом я соорудил из камней грубый бруствер, находясь под защитой которого мог держать под прицелом тропу. Возле бруствера я положил винтовку и амуницию.
Только после этого я позволил себе лечь.